"Даниил Смушкович. Исцеление огнем. Рассказ" - читать интересную книгу автора

Старый священник походил на сухой куст - такой же корявый, бурый,
сучковатый; волосы его не столько поседели, сколько пего выцвели и как бы
пожухли. Настоящего возраста преподобного не знал никто; некоторые,
склонные к суевериям, утверждали всерьез, что он ровесник своей церкви, а
той перевалило уже за пять шестидесятилетий.
Именно от старого священника Вайн впитал истовую веру в своего Бога,
могучего и грозного, возглашенного пророком Сарагом тридцать поколений
назад. Вера потребовала знания Речений пророка, учеников его и
последователей - и, пока одногодки Вайна играли в "выбей птичку", мальчик
корпел над тяжелыми, хрупкими листами священных книг. Изучал он не только
свою религию, но также верования безбожников-горцев и, пуще того,
интери-огнепоклонников, почитающих за Вевладыку - Всеврага, которого сам
пророк назвал Князем Огней, повелителем адского пламени.
Быть может, Вайн и сумел бы поступить, как мечтал, в духовную
семинарию. Но очень не вовремя умер от удара, вызванного запойным
пьянством, его отец. Юноше уже исполнилось полтора цикла, без двух лет
двадцать, и во владение наследством - домом и лавкой - он вступил без
проволочек. А с лавкой... какая там учеба. Да и неприлично бросать
отцовское дело.
Двумя годами позже умер преподобный Элл Сайнин. И эта потеря
показалась - великий грех - куда большей.


Утро выдалось пасмурное. Серая пелена колыхалась в небе, дразня
близким дождем. Сухое аргитянское лето вот-вот должно было завершиться.
Вайн расстегнул ворот рубашки. Обычно он застегивался на все
пуговицы, но невыносимая духота заставила его изменить привычке.
Приближение грозы давило сердце и душу.
- Эй, Монашек! - это кричит Рром Айерен, старший патрульный. А вот и
он сам: рубашка расстегнута до пупа, смоляно-черные волосы растрепаны,
автомат болтается на ремне, большие пальцы заткнуты за пояс. Воплощение
абсолютного ублюдка.
- Монашек! - сколько Вайн себя помнил, по имени его называл только
отец. Старшие почему-то предпочитали обращаться по фамилии, по-своему не
менее оскорбительной, чем прозвище, брошенное кем-то из сверстников и с
радостью подхваченное - ведь Толлиер на северном диалекте означает
"коромысло весов", а перед войной слово это обрело новый смысл -
соглашатель, почти предатель. Харраэ же звала его Торгар - этим
послеименем интери награждали старшего сына в семье.
- Монашек, ты заснул?! - нет, никуда не денешься. Придется с ним
разговаривать.
- Нет, задумался, - угрюмо ответил Вайн. Угрюмость эта - напускная, и
все же истинная - служила частью маски, одеваемой им изо дня в день. Так
охраняем мы души свои - пусть все вокруг ляжет золою, пусть ярится огонь,
но сердце мое - мой замок и лен. Они не войдут в него.
- Ты бы еще помолился, - хохотнул Рром.
- А в чем дело? - мрачно осведомился Вайн.
- Тебя требует комиссар, - Рром огляделся, хотя улица была пуста. - С
самого утра ищет.
- Да и сейчас вроде не вечер, - с некоторым удивлением ответил Вайн.