"Даниил Смушкович. Исцеление огнем. Рассказ" - читать интересную книгу автора

как и все, расстегнул, обнажив живот, буро-розовый и округлый, точно
коровье вымя.
- Вот что, Толлиер, - комиссар слез со стола, брюхо торжественно
колыхнулось. - Я все понимаю... но дальше так продолжаться не может.
- Что именно? - надежда на лучшее еще теплилась. А зря.
Комиссар навис над Вайном всей своей тушей, брыли его тряслись от
негодования.
- Вы думаете, Толлиер, я не знаю, с кем вы в постели кувыркаетесь? -
негромко, чтобы не подслушали, но с обидой и гневом заявил он. - Знаю! Я
терпел месяц, полгода, год... хватит! Когда с вами захочет побеседовать
наш преподобный, выкручивайтесь сами.
Воздух комнаты обрел плотность, стал ватой, водой, звоном. Вайн стоял
в каком-то оцепенении, слушая комиссара Ллаина.
- А он тебя вызовет, будь спокоен, и никуда ты не денешься. И пришьет
тебе измену вере и нации. Так что один у тебя выход - покаяться. А для
этого - сам понимаешь...
Вайн понимал.
- Парень, - комиссар смягчился, - я тебе зла не желаю. Но ты палку-то
перегнул. Вот и... сдал тебя кто-то. Так что иди. Выполняй свой долг.
"Скажи прямо - "убей ее", подумал Вайн.
- Придешь завтра, к полудню, тут как раз преподобный будет, доложишь
и покаешься. Да не будет тебе ничего, не трясись, - покровительственно
добавил комиссар, - обломим святошу...
Вайн слепо глянул на него.
- Завтра в полдень, - повторил он и вышел, не прощаясь. В голове его
билась одинокая строка: "Постепенно происходит исцеление огня...".
- Господи! - воззвал он - через потолок - в немое небо. - Господи,
для чего?


После ухода танковой колонны город впал в каталепсию; оставь монету
на мостовой - будет лежать. Потом, под вечер, началось движение. В окно
Вайну постучал Рром Айерен, сунул синюю рубашку и пистолет, передал -
велено собираться на площади Свободы, между церквей. Вайн пошел, сам не
зная зачем.
На площади уже стало людно. Вокруг четырех храмов - ортодоксального,
народного, огнекапища интери и хейнтаритской библиотеки - деловито сновали
синерубашечники. Сгущалась межсолнечная мгла, небо накинуло траурный
лиловый плащ, отделанный звездами, сколотый брошью третьей луны. Из
огнекапища глухо доносилось пенье - многие голоса тянули заунывное
молебствие.
Подкатил грузовичок, доверху набитый канистрами. Тут же образовалась
живая цепочка, канистры плыли из рук в руки - оказавшийся в цепочке Вайн
не мог уследить, куда. На ступенях церкви стоял преподобный Тевий Миахар;
проповедовал, но голос его сливался с пеньем интери.
Багровое светило медленно выкатилось в позеленевшее небо. Работа шла
споро, с шутками и перебранками. Грузовичок уехал, тут же прикатил другой,
привез интери, человек тридцать, больше женщин. Их загнали в боковую дверь
святилища Вернулся первый грузовик, и в боковую дверь проследовала еще
одна процессия. На лицах застыло бесслезное отчаяние.