"Даниил Смушкович. Земля. Небо. Рассказ" - читать интересную книгу автора

клинике для малоимущих. А через неделю пришла повестка.
Вот стучат в дверь. Это мой переводчик, Т'чаха. Я ненавижу и его, как
он - меня. Он из людей моря, но знает язык горцев. Удивительно, что обе
стороны в той войне говорят на одном языке.
- Заходите, - говорю я.
Он осторожно переступает порог. Я усилим воли делаю вежливое лицо.
Как бы мы друг к другу не относились, он, как и я - цивилизованный
человек. Один из немногих в этом аду.
- Принесли раненых, верг-амен доктор, - говорит он. Почему-то он
постоянно награждает меня дворянским титулом. Я не возражаю.
- Пойдемте, - отвечаю я.
Мы спускаемся по скособоченной лестнице. Госпиталь расположен в
здании бывшей гостиницы; мы первые постояльцы с начала войны. Хозяева то
ли бежали не побережье, то ли сгинули в мясорубке боев, а здание ветшало
потихоньку, пока судорога беспокойной земли не переломила его пополам.
Лестницу перекосило, да такой она и осталась.
Приемная - бывший холл. Трое горцев бестолково суетятся вокруг
носилок. Я раздвигаю их, наклоняюсь к раненому.
Он, к сожалению, не безнадежен. Кому-то из сопровождающих достало ума
перетянуть бедро куском веревки. Ниже колена - кровавые ошметки, еще ниже
- ничего. Противопехотная мина.
- В зал, - командую я и, не дожидаясь отклика, направляюсь к
следующему. Тому повезло больше - он мертв, разорван почти пополам.
- Я не воскрешаю усопших, - говорю я стоящему близ носилок мужчине с
безумным лицом, повторяю то же на языке детей моря. Какое-то мгновение мне
кажется, что без Т'чахи не обойтись, но мужчине все же понимает - оседает
на пол, громко, без стеснения всхлипывая. Я отворачиваюсь от него. Мне нет
дела до ваших мертвых, я пришел спасать тех, кого можно спасти. Безмозглые
идиоты.
Бегом - в операционный зал. Там суета, готовят стол, готовят
инструменты. Я тоже готовлюсь - натягиваю на голое тело желтоватый
балахон, стягиваю волосы алой повязкой, чтобы не падали на лоб, погружаю
руки по локоть в жгучий, резко пахнущий дезраствор. Операция начинается.
Проклятый город. Здесь даже электричества нет, мы вынуждены
довольствоваться тем, что получаем от вертолетчиков с их генераторами.
Все, что можно, делается вручную. Я берусь за ножовку и начинаю пилить
неподатливую кость. Парень стонет даже под наркозом. Совсем мальчишка, ему
и полутора циклов нет. В лучшем случае он умрет. В худшем - останется
инвалидом. Убогих здесь и в прежние времена не жаловали. Иногда мне
кажется, что я спасаю людей из ненависти к ним. Позволит им умереть было
бы слишком просто.
Пила - в сторону, теперь напильник. Я стачиваю острые краешки кости.
Скорей бы кончилась эта тягомотина. Тогда можно будет спокойно зайти к
Кварку Но'оне, поговорить, выпить... чаю. Леранийцы спиртного не пьют.
Зато пьют местные, но их самогон я в себя влить не способен. Они пьют даже
дезраствор. Кварк божится, что они и бензин пьют, но в это я уже не верю.
Я аккуратно зашиваю культю по слоям - мышцы, фасции, еще фасции, кожа.
Отличная будет культя, на ладонь ниже колена.
Я стягиваю перчатки, швыряю их в таз, к жуткому месиву из мяса, кости
и салфеток. Метарку бы - но если после каждой операции пить, мой запас