"Юхан Смуул. Ледовая книга (Серия "Школьная библиотека") (путевые заметки)" - читать интересную книгу автора

впервые, и на нее Ла-Манш производит мощное впечатление. Это в самом деле
одна из главнейших торговых артерий. Понятно, что корабли могут пробудить
интерес и даже вызвать известное воодушевление у самого апатичного человека.
Только не смотрите на них ночью, во тьме. Нет ничего печальней того чувства,
которое пробуждают корабельные огни, исчезающие вдали. Мне это слишком
знакомо.
Несмотря на свою незавидную скорость, "Кооперация", белая словно
лебедь, выглядит на фоне других кораблей красавицей.

О "Кооперации" и о кораблях вообще

Чтобы описывать корабль, надо быть либо профессиональным моряком, либо
полным профаном, не отличающим носа от кормы. Профессиональный моряк дал бы
точные сведения о судне, перечислил бы все детали, назвал бы все машины,
привел бы все цифры, обозначающие площадь и объем всех помещений, число
лошадиных сил, оборотов винта, вес и т. д. Профан смотрит на корабль в
гавани сквозь флер поэтичности, а во время морской болезни - сквозь призму
ненависти, судно для него - то красавица, то ведьма. Все зависит от
обстоятельств и в значительной степени от характера воспоминаний.
Каждый раз, как мне приходится спускаться по железному трапу в холодную
полутьму трюма, у меня по спине пробегают мурашки. Перед глазами возникают
шесть человек, которые играют в очко, я вижу засаленные карты в дрожащих от
азарта руках, кучу смятых бумажек в банке - четыре тысячи рублей, слышу стук
пуль по металлической палубе, крики людей и разрывы бомб. Это было в августе
1941 года в Финском заливе, в грузовом трюме большого торгового парохода из
Латвии, на котором мы, мобилизованные островитяне, плыли из Таллина в
Ленинград. Немцы атаковали нас с воздуха. Самолеты проносились над мачтами.
А мы - несколько сот человек - сидели на чугунных канализационных трубах,
которыми был загружен корабль, и понимали, что любое прямое попадание
фугаски большого веса отправит нас прямо на дно. Трюм был мышеловкой - ведь
если бы у нас и имелись спасательные пояса (их не было), мы все равно не
выбрались бы наверх по узкому железному трапу, а насмерть затоптали бы друг
друга. Мы не знали, что происходит наверху, не знали, что в первые же минуты
налета с командного мостика было сметено все. Большинство из нас и не
сознавало всей величины опасности. Не сознавал и я. И поскольку политрук
запретил нам азартные игры, то я в течение всего налета стоял у трапа, чтобы
картежники могли доиграть кон. За это мне с каждого банка платили по
пятнадцати рублей, а тогда это были для меня довольно большие деньги. К
чести игроков следует сказать, что они не прекратили игру даже после того,
как перед самым носом корабля упала бомба и со стен трюма посыпалась
ржавчина. Может быть, азарт являлся для них своего рода шорами от страха.
Лишь когда мы снова вышли на палубу после конца налета и увидели разбитую в
щепы шлюпку, изрешеченные пулями стены временной уборной и пожар на одном
пароходе из нашего каравана, то наконец поняли, что тут происходило. И если
бы немцы повторили налет, то нас, пожалуй, только пулеметами удалось бы
снова загнать в трюм. Мы стали его бояться.
Корабли производят самое разное впечатление и пробуждают самые разные
мысли. При всей своей уютности и механизированности сельдяной траулер часто
казался мне похожим на сааремааскую лошадку с прогнутой спиной - маленькую,
крепкую и сильную духом. "Арктика", одна из наших крупнейших сельдяных