"Сергей Снегов. Четыре друга (Научно-фантастическая повесть)" - читать интересную книгу автора

вежливо и непреклонно принуждают быть доброй и щедрой?
- Профессор малость заврался, - сказал Эдуард. - Малость - в смысле
очень сильно. Собираюсь доказать это. Где мы это сделаем?
- На первой свободной скамейке, - сказал я.
В парке не одни мы "остужали пылающие мозги". По всем дорожкам ходили
пары, кучки и одиночки. Не найдя свободной скамейки, мы уселись на откосе
берега. Внизу посверкивало мелкими волнами парковое озерцо, на другом
берегу, уже вне университетской территории, сиял широкими окнами
Объединенный институт N 18. Адель подбодрила Эдуарда, ей показалось, что
его вдруг одолела робость:
- Итак, Эдик, доказывайте, что профессор заблуждается.
Робость относилась к разряду свойств, абсолютно неведомых Эдуарду
Ширвинду. Он просто удобней усаживался на землю.
- Одну минуточку, Адочка. Какой-то сучок попал под это самое...
Прохазка не заблуждается, а завирается. А это вещи разные.
- Мне не показалось, что он очень путал, - заметил я.
- Он увлек вас широтой концепции. Заворожил, покорил, очаровал,
восхитил. Он пользуется на трибуне недозволенными средствами
художественного воздействия. Заметьте, ему одному подносят цветы на
лекциях, такие подношения, словно он певец или музыкант, случались не
только сегодня.
В отличие от Кондрата, да, пожалуй, и от меня, Эдуард был, конечно,
умелый оратор. Я говорю "умелый", а не "прирожденный" или "блестящий" -
так точней. Словесными красотами он пренебрегал, разнообразием интонаций
не брал, хотя отлично знал, что они воздействуют не только на женщин. Он
покорял логикой, в этом было его ораторское умение. В тот весенний вечер
особенного ораторского искусства и не требовалось, проблема была из
простейших - для несложного вычисления, что тут же и доказала Адель. А
говорил он о том, что нынешняя материя выделяет из себя нового
пространства еще больше, чем в первоначальные минуты взрыва. Ибо что было
тогда? Комок разлетающегося вещества! А что сейчас? Огромный космос! И
границы его отстоят от нас на миллиарды светолет. Сколько же надо и
сегодня превращать материального вещества в пустое пространство, чтобы
стал возможен такой разлет?
Меня Эдуард убедил, хоть я старался подобрать контрдоводы. Как и
многие люди - особенно если оппонент неприятен, - я не так даже стремился
вдумываться в его аргументацию, сколько подыскивал возражения. В тот вечер
Эдуард меня весьма раздражал, но убедительного опровержения я не придумал.
А Кондрат взорвался. Он так закричал на Эдуарда, что я удивился.
Грубость не вязалась с обсуждением научной проблемы. Прошел не один год,
пока я стал если и не оправдывать, то понимать Кондрата. Мы трое еще
обсуждали прослушанную интересную лекцию, а он уже шел гораздо дальше.
Кондрат защищал не Прохазку, а новые свои идеи, они были бы неверны, если
бы был прав Эдуард.
- Вздор! - раздраженно крикнул Кондрат. - Чушь и чепуха! Скорость
создания пространства не может расти! Прав Прохазка, а не ты.
- Возможно, прав Прохазка, а по я, - сказал Эдуард. - Но, друг мой
Кондратий, зачем орать об этом на весь парк? По-моему, надо проделать
небольшое вычисление, и станет ясно, чепуха ли и вздор...
- Я уже сделала вычисление, - прервала его Адель.