"Сергей Снегов. Огонь, который всегда в тебе" - читать интересную книгу автора

- Говорю тебе, мы придем. Что еще?
- Без вашей помощи концерт не состоится, - промямлил Михаил. - Дело в
том, что... Мне нужен аппарат Альберта. Я его немного переделаю...
Знакомые конструкторы обещали... Понимаешь?
Я обернулся к Генриху. Генрих засмеялся.
- Отдай, - сказал он с облегчением. - И пусть он покрепче
переделывает эту чертову машину. Сказать по совести, я боюсь смотреть на
нее.



7


О первом концерте индивидуальной музыки мне говорить нечего, он у
всех вас в памяти.
И вы, конечно, помните речь, произнесенную Потаповым перед концертом.
Я лишь добавлю, что Генрих смеялся, а я удивлялся. Михаил держался
заправским оратором. Он так развязно нападал на музыку прошлых веков, что
уже это одно покорило молодых буянов, начинающих утверждение своей
личности со словечка "нет", обращенного на все и на всех. Тогда впервые
публично и прозвучал изобретенный Альбертом термин "принудительная
музыка", отныне столь обычный, что уже не замечают его ругательной
природы. Зато общепринятое сегодня название "индивидуальная музыка" Михаил
употребил всего раз или два; он напирал на формулы "свободная музыка" и
"музыкальное самопознание".
Что до самого концерта, то меня смешило, что в зале собралось почти
двадцать тысяч человек и все молчат и чего-то ждут, а ничего не
происходит: оркестра нет, наушники тоже отсутствуют и только на сцене
возвышается небольшой деревянный ящик - переделанный аппарат Альберта. Во
мне индивидуальная музыка всегда звучит слабо, я, вероятно, воспринимаю
мир не музыкально, а рационально. Михаил не раз сетовал, что я феномен и
его творения не про меня.
Но эта забавная музыка все-таки зазвучала и во мне. Я назвал ее
забавной, потому что во мне она скорее была иронической, звуки смеялись,
особенно когда я опять озирал сосредоточенно молчавший зал. Генрих же,
когда концерт закончился, оказал мне со вздохом:
- Опять те же печальные мелодии! - Он увидел, что я забеспокоился, и
добавил: - Но не было ничего страшного, на такую музыку я мог бы ходить
каждый день.
Пока мы выбирались наружу, я прислушивался к разговорам вокруг нас.
- Гигантское произведение! - говорил один, растерянно улыбаясь. -
Нет, это поразительно, почти сверхъестественно! Никогда в жизни не слышал
такой величественной симфонии!
- Я плакал, - признавался другой. - Я ничего не мог с собой поделать,
слезы лились сами. Просто невероятно, как Потапову удалось построить такую
большую вещь на вариациях одного траурного мотива, правда нежного и
красивого, этого отрицать не могу.
- Вот же было веселье! - восторгался третий. - Если бы не соседи, я
пустился бы в пляс, так хороши те радостные мотивчики! А тебе они