"Сергей Снегов. Огонь, который всегда в тебе" - читать интересную книгу автора

микрозвучании, растворила ее в шумовом фоне. Альберт распахнул зловещий
ящик Пандоры, скрывавший страсти души. И в своем натуральном виде эмоции
почти всесильны, под их действием люди гневаются, рыдают, тоскуют, впадают
в неистовство, бесятся, сходят с ума. Тысячекратно же музыкально
увеличенные, они убивают. Любое ощущение, крохотное и неприметное,
усилитель Альберта делает великим чувством. Человек не способен вынести ни
великое горе, ни великую радость, человек гармоничен, такова его природа,
- все чрезмерное губительно для человека. И сам Альберт, испытывая свой
аппарат, был сожжен гигантским наслаждением и, уже умирая, не понимал, что
гибнет, а не наслаждается. И Генриха едва не испепелила вечно тлеющая в
нем печаль об Альбине, когда печаль из обычного чувства выросла в
обжигающе громадную. И чтобы больше не повторялись такие трагедии, мы
теперь постараемся наглухо закрыть грозное открытие Альберта Симагина...
- Нет! - закричал Михаил. - Вы этого не сделаете! Я не позволю!
- Не позволишь? Между прочим, мы пригласили тебя в качестве
музыкального эксперта, а не на роль верховного судии. Улавливаешь разницу?
- Выслушайте меня! - попросил он. - Только об одном прошу: выслушайте
меня спокойно. Не надо так волноваться.
- Волнуешься ты, а не мы. Говори. Обещаю слушать без усиления эмоций.
Он говорил путано и торопливо, воспроизвести его бессвязную речь в ее
буквальности я не сумею. Он соглашался с нами: гениальный аппарат Альберта
- он так его и назвал - безмерно усиливает звучания, уже существующие в
психике, они и впрямь становятся опасными. Защищать усилитель Альберта в
его сегодняшнем варианте он не намерен. Но Симагин совершил великое
открытие, об этом надо твердить, об этом надо кричать: окружение порождает
в человеке музыку, в эти внешние звучания вплетаются мелодии психики -
удивительная, но, к сожалению, почти неслышная симфония творится в душе
каждого человека, индивидуальная его музыка, музыка его восприятия, его
мыслей, его чувств, не навязанная волей композитора. Он, Михаил, намерен
эту музыку сделать явной, не усиливая страсти души, а гармонизируя их.
Душа неизменно алчет не умножения того, что уже есть в ней, а
противопоставления. Если человек яростен, то все в нем жаждет усмирения,
если он горюет - радости, если буйно весел - тишины.
- Гасить страсти? - сказал я. - Так, что ли? На огонь лить воду, под
лед подводить пламень?
- Не так! - запротестовал он. - Не гасить, а гармонизировать, неужели
вы не понимаете? Совмещать противоположности, свет отчеркивать тенью.
Полная, совершенная гармония - и особая для каждого человека!
- В идее звучит неплохо. А как в осуществлении?
- Уже осуществлено! - объявил он торжественно. - Я написал
изумительную вещь, никто еще до меня... С принудительной музыкой отныне
покончено, только та, что создается самим слушателем... Называется "Твоя
собственная симфония". Публичный концерт - через месяц, первого мая.
- Придем, - пообещал я. - К тому времени Генрих поправится. А пока
извини, разговор затянулся.
- Пожалуйста, - поспешно сказал Михаил, но не ушел. Лицо у него стало
жалким.
Генрих удивленно взглянул на меня. Всю беседу он промолчал, это с ним
случалось. Но если собеседником он бывал не отменным, то слушателем
образцовым. Я нетерпеливо сказал: