"Сергей Снегов. Язык, который ненавидит " - читать интересную книгу автора

этапироваться на Шмидтиху, у подножья которой раскинулось первое отделение,
я плохо спал ночь. Уж не знаю, что мне снилось, и снилось ли вообще, но
твердо помню, что одолевавшие меня мысли вряд ли были светлей кошмаров.

2

Барак металлургов, мое новое жилище, встретил меня вонью и грязью. На
заплеванных нарах валялись замызганные матрацы. Подушки лежали без
наволочек, одеяла - без простынок. Как я узнал впоследствии, белье не
удерживалось в бараке. Каптерка выдавала производственникам все первого
срока, на другой день выданное обменивалось у вольных на спирт.
На столе была навалена горка свежего хлеба. Один из моих новых соседей
присел с миской к столу и, отшвырнув несколько буханок, закричал на
дневального:
- Васька, сука, сколько шпынять, чтобы только половину хлеба выбирал,
все равно выбрасывать!
У меня потекли слюни и заныло в животе от съестного обилия. Если бы я
не стеснялся других заключенных, я тут же, не раздеваясь, присел бы к столу
и умял не меньше половины запасов. Вместо этого я пошел отыскивать
отведенные мне нары.
Ко мне подскочил вертлявый парнишка с длинным носом, деловито ощупал
пиджак, с уважением осмотрел сапоги.
- Френчик ничего и прохоря ладные! - сказал он. - Сдрючивай, дам
сотнягу, понял? Все равно уведем, когда уснешь.
- Иди ты! - сказал я, указывая точный адрес, куда ему идти.
Носатый спокойно умотал ноги.
Я попросил у дневального талонов на кухню и в хлебную каптерку.
Талоны на суп и кашу он выдал и показал на стол:
- Хлеб - общий, хавай, сколько влезет. А мало, еще приволоку.
В этот день я обедал хлебом, закусывая супом. Покончив с одной
килограммовой буханкой, я принялся за вторую. Вскоре я изнемог от сытости,
но продолжал есть. Я ел сверх силы, не про запас и не из жадности, а просто
потому, что не мог не есть, когда на столе стояла доступная еда. Я ел не из
нужды сегодняшнего дня, не оттого, что аппетит не утихал - нет, я ублажал
едой три года недоеданий, длинный ряд голодных дней бушевал во мне, надо
было усмирить эту прорву. Я насыщал воспоминание о вечно пустом желудке, а
не сам пустой желудок, воспоминание было куда более емким, чем он.
Я отвалился от стола, отяжелев и опьянев. Я пошатывался от сытости, в
голове шумело, как после стакана водки. Я поплелся к наре и провалился в
сон, как в яму. Проснулся я перед утренним разводом и сунул руку под
подушку, куда положил брюки. Брюк не было. Собственно, брюки были, но не
мои. Я с отвращением рассматривал подсунутую мне рвань - две разноцветные
штанины, скрепленные чьей-то иглой в одно противоестественное целое. Ко мне
подошел носатый, торговавший пиджак и сапоги.
- Ай, ай, ай! - посочувствовал он. - Закосили у сонного - ну и народ!
Между прочим, говорил тебе - продай, не послушался! У нас свое долго не
держится, такой барак!
- Шпана! - сказал я, стараясь сохранить хладнокровие. - Думаешь, не
знаю чья работа? Почему не прихватил в придачу сапоги и пиджак?
- А ты за руку меня поймал? Нет? Тогда не болтай лишку. Френчик и