"Сергей Снегов. Язык, который ненавидит " - читать интересную книгу автора

было страха. Страх заставил меня подчиниться разуму, а не порыву. Я надвинул
на лоб шапку, замотал подбородок шарфом. Вряд ли меня в одежде легко узнают,
я мог идти спокойно. Я и шел внешне спокойно, стараясь ничем не выделяться в
общей массе оживленных, повеселевших после бани заключенных.
На тундру опустилась ночь, над Шмидтихой высунулись верхние звезды
Ориона, они одни светились в кромешной осенней черноте. Мы припустили на
них, на эти две звездочки. Потом слева открылись огни поселка, и мы свернули
налево. Еще минут через десять, поднявшись по ущелью Угольного ручья, мы
хлынули в зону. Я понемногу успокаивался.
На вахте, у ярко освещенных ворот, ко мне возвратился страх. Если где и
можно было меня разыскивать, так лучше всего здесь. Я знал, что чуть в
сторонке скопится кучка блатных, то это по мою душу. Но один ряд за другим
пробегал через ворота и рассеивался по своим баракам. Пройдя через вахту, я
тоже поспешил в барак, не дожидаясь, чтобы ко мне стали присматриваться. Не
раздеваясь, я лег на нары. Я не хотел раздеваться, чтобы сохранить сапоги и
пиджак. Кроме того, если меня разыщут, лучше быть одетым, а не в одной
рубашке.
Я лежал на спине, уставя глаза в потолок, призывая сон и опасаясь сна.
Спустя некоторое время, на соседней наре улегся дядя Костя. Он поворочался,
поворчал, потом заговорил:
- Тебя как - Сирожа?
- Сергей.
- Где пашешь?
- То есть как - пашешь? Я вас не понимаю.
- Ну, вкалываешь... Работаешь, ясно?
- А, работаю... В опытном цехе.
- Инженером?
- Инженером.
- По умственному профилю, - сказал он, зевая. - Трудно тебе будет у
нас, трудно. Ничего, привыкнешь. Народ как народ - люди. Еще, может,
понравится. Я тебя рассмотрел в бане - ничего паренек, свойский...
Я не стал спорить. Привыкнуть можно ко всему, кроме смерти, это
единственная штука, которую нельзя перенести. Но чтоб понравилось - другое
дело! Мне здесь не нравилось, это я знал твердо. Похвала соседа не утешила,
я заснул с ощущением, что могу внезапно проснуться с ножом, воткнутым меж
ребер.
Утром я обнаружил, что у меня стащили и миску, и ложку, и новое
полотенце, принесенное из бани. Подавленный, я стоял у нар, опустив руки.
Мне теперь нечем и не из чего было поесть.
- Обратно что закосили? - поинтересовался дядя Костя.
- Не что, а все, - поправил я. - Придется наливать суп в шапку и
хлебать руками.
Дядя Костя поманил дневального. Тот торопливо подошел.
- Наведи порядочек. Слово скажу.
- Барак, внимание! - рявкнул дневальный. - Дядя Костя ботать будет.
В бараке всегда шумно, а утром перед разводом стоит такой гомон, что не
слышно диктора в репродукторе. Даже при неожиданном появлении старшего
коменданта или надзирателей голоса стихают только там, куда начальство
приближается. Но сейчас, спустя несколько секунд, весь барак охватила такая
плотная тишина, что стало слышно сопенье спящих и поскрипывание скамеек.