"Сергей Снегов. Язык, который ненавидит " - читать интересную книгу автора

Секунд пять он колебался, соображая, стоит ли ради тарелки супа
затевать драку, неизбежным концом которой будет суток десять ШИЗО, потом
весь как-то уменьшился и осторожно отступил в конец очереди.
- Ну, и злой фраер пошел! - услышал я его оправдывающийся голос.
- Духарик? - недоверчиво поинтересовался кто-то.
- Не... Битый фрей!
Мне отпустили черпак супа, и, молчаливо ликуя, я прошел мимо
посрамленного лба. Наконец-то я получил истинное признание. Я был именно
"битый фрей", человек, умеющий постоять за себя, не "порчак", освоивший
лагерный жаргон и лебезящий перед уголовниками. В этом определении "битый
фрей" звучал оттенок уважения. Моя опасливая брезгливость к духарикам и
презрение ко лбам было теперь закреплено в самом названии, припечатано
словом крепче, чем сургучом.
Вскоре я, однако, убедился, что слишком уж прямолинейно, а
следовательно, поверхностно толкую лагерные взаимоотношения.
С наступлением зимы количество невыходов на работу всегда
увеличивается. Пятьдесят восьмая статья, всякие там шпионы, диверсанты,
саботажники и агитаторы против советской власти и тут показывали свою
двурушническую породу. Они плелись на производственные участки в пургу и
мороз, их бросало в дрожь при мысли, что кто-то подумает, будто они способны
отказаться от работы. И они припухали до черного отупения, вкалывали до
последнего пота, обледеневали, но не уходили, пока их не позовут.
Благодарность им за это доставалась одна и та же. Начальство хмурилось: "Вот
гады скрытные - ведь враги же, а вид - будто всей душой за нас!" А бытовики
и блатные издевались: "Втыкайте, пока не натянули на плечи деревянный
бушлат! Спасибо получите - плюнут на могилку!"
Уголовники держат себя по-иному. Они не враги, а друзья народа,
следовательно, никто и не ждет от них, чтобы они распинались для общего
блага. Жизнь дана им только одна - они лелеют ее, скрашивая приправой
отнятых у других благ. В плохую погоду приятней отлеживаться в тепле, чем
дрожать в котловане. По количеству отказчиков лучше, чем по термометру и
метеорологической вертушке, можно судить о градусах мороза и метрах ветра.
С отказчиками в лагере разговор непрост. Одних сажают в ШИЗО и силой
выводят на штрафные объекты. Других "перековывают", пока отказчикам не
надоест агитация или не улучшится погода. А третьим, самым опасным или
"авторитетным", срочно раздобывают в медпункте освобождение от работы.
По-настоящему лагерное начальство страшится лишь организованного
коллективного невыхода, ибо в такие происшествия незамедлительно вмешиваются
всегда нежеланные деятели третьего отдела.
И поэтому, когда Васька Крылов, известный всему лагерю бандит, объявил
утром в своем бараке: "Дальше все - припухаем в тепле!" и его поддержали
одиннадцать сотоварищей, начальство встревожилось не на шутку. Его пример
мог пойти в плохую науку. Ваську со всей его "шестерней" тут же изолировали.
Я прогуливался по зоне, когда их повели в кандей, как иногда называют в
лагере штрафной изолятор, он же по-старому - карцер. Под охраной десятка
стрелочков шли двенадцать уголовников, типичные лагерные лбы - откормленные,
наглые, весело поглядывающие на встречных. Высыпавшие наружу лагерники
дружелюбно насмехались над ними. "Ну, до весны!" - кричали им. - "Встретимся
на том свете! Похаваете свой жирок, принимайтесь за кости". Шагавший впереди
Васька Крылов - медведь, встретив в лесу такую рожу, пустился бы наутек