"Сергей Снегов. Язык, который ненавидит " - читать интересную книгу автора

информацией:
- Ляжки у нее - молоко с кровью. Налитые - озвереешь! На одной надпись
до этого самого дела: "Жизнь отдам за горячую..." На другой: "Нет в жизни
счастья!"
- Иди ты! - не выдержал я.
Он забожился:
- Сука буду! Век свободы не видать!
Наверное, мне не надо было вводить Сенькину маруху в наш работящий
коллектив. Но я не сумел отказать Сеньке. Мы с ним уже не раз "ботали по
душам", выясняя то самое, о чем печалились надписи на ляжках его подруги
есть ли в мире счастье? Сеньку счастье определенно обходило. Оно лишь
отдаленно и лишь в раннем детстве общалось с ним, а верней "прошумело мимо
него, как ветвь, полная цветов и листьев", по точной формуле одного из моих
любимых писателей, сказанной, правда, по совсем другому поводу. Сенька
Штопор вспоминал свое детство, как некий земной филиал рая - чистый домик,
цветущий садик, речка в камышах, голуби на крыше, хмурый работящий отец,
добрая хлопотливая мать, две сестры... Впрочем, воспоминания были не
отчетливы - прекрасные картинки в тумане. Зато изгнание из рая запомнилось
отчетливо и навсегда - люди в кожанках, оцепившие дом, неистово рвущийся из
чьих-то рук отец, зло рыдающая мать, рев двух коров, вытаскиваемых из хлева,
ржание уводимой куда-то лошади... Отец пропал года на три или четыре, да и
вернулся не на радость - через несколько лет снова забрали - и уже навсегда.
- Началось раскулачивание, припомнили бате, что озорничал в гражданскую
в какой-то банде, - говорил Сенька. - Мать и меня с сестрами, натурально,
сослали, только я, не будь дурак, не захотел надрываться в уральском
городке, куда нас привезли. Уже через три месяца дал деру. Сперва промышлял
по мелочам, кое-как жил, потом пристал к Ваннику, может, слыхал, тот пахан
был, мы звали его не иначе, как Олегом Кузьмичем... Ну, и поволокло по
кочкам, такая выпала судьба.
- Пошел по стопам отца, - подытожил я его исповедь.
- Да нет же, батя воевал, а я промышлял. Олега Кузьмича вскорости
разменяли, а мы разбежались каждый в особицу. Ничего, на жратву хватало. Ты
думаешь, я в лагере впервой? Третий срок отматываю. И еще, думаю, не один
срок схвачу.
- Где мать и сестры, что с ними - не знаешь?
- Откуда же? Сразу все связи побоку...
- А зачем тебе новый срок схватывать, когда выйдешь на волю? -
допытывался я. - У тебя теперь специальность неплохая - слесарь.
Он насмешливо подмигивал.
- Что такое срок? Лагерь. А нашему брату лагерь - дом родной. А на
воле - отпуск. Повеселимся в отпуску и опять на работу в лагерь. Вот такие
дела, Серега. Тебе не понять, ты порченый. Книги, собрания, радио... нам на
все это - с прибором!
Вот таков был Сенька Штопор, в юности Семен Михник, мой сосед и добрый
собеседник. Не уважить такому человеку я просто не мог.
В цеху я пошел к начальнику. Начальник, если разговор шел не о научных
фактах, обнаруженных в экспериментах, поддавался легко.
Так на нашем Опытном заводике появилась маруха Сеньки Штопора,
широкоплечая, румянощекая, толстозадая, веселая девка. Звали ее Стешкой, а
фамилий у нее было столько, что все она сама не помнила. Ее определили в