"Сергей Снегов. Язык, который ненавидит " - читать интересную книгу автора

День был неровный и недобрый, шел сентябрь, самый непостоянный месяц в
Заполярье. В дни этого месяца бывает, что светит солнце и красно пылают
тундровые мхи и кустики, томным золотом сияют лиственничные лески. Но бывают
и муторные ледяные дожди, и первые снежные метели, и гололеды, рвущие
электролинии и обламывающие ветви деревьев. В тот день была просто плохая
погода, без особых выбрыков природы. Глухое небо просеивало мелкий дождь,
под ногами хлюпало. С верховьев Угольного ручья - междугорья Шмидтихи и
Рудной - дуло по-обычному, то есть для нас уже привычно, для новичков
севера - нестерпимо. Мы стояли у проволочных изгородей и смотрели на женщин,
а женщины шли мимо и смотрели на нас. Мы с нетерпением ждали встречи с
женским этапом, готовились, уверен, приветствовать подружек по несчастью
веселыми криками, шутками, острыми лагерными словечками. Вместо криков и
шутливых поздравлений мы молчали. Мы были подавлены. Не я один, все,
стоявшие по эту сторону проволочного забора. Мы реально увидели картину,
казавшуюся каждому непредставимой.
В лагере уже начали выдавать зимнее обмундирование, но пока получали
его строители, работавшие на открытом воздухе. В нашей эксплуатационной зоне
лишь геологов снабдили полушубками, остальные еще носили летне-осеннюю
одежду - кто щеголял в телогрейках первого срока и кожаных сапогах, кто
кутался в "беу" на плечах и чиненную сто раз обувь. Но какая бы одежда ни
была на нас, мы не мерзли и не мокли. Лагерное начальство твердо - по
собственному неоднократному опыту - знало, что плохая одежда неотделима от
множащихся невыходов на работу. А массовые невыходы грозят выговорами и
наказаниями и даже - тоже было проверено - грозным вопросом: "А по чьему
вражескому заданию вы систематически срываете план?.." И летняя одежда у нас
была летней одеждой для севера, в ней можно было перебедовать и неморозные
снега, и неледяные ветры, и промозглую сырость с дождем.
А мимо нас тащились трясущиеся от холода, смертно исхудавшие женщины в
летней одежде - да и не в одежде, а в немыслимой рвани, жалких ошметках
ткани, давно переставших быть одеждой. Я видел молодые и немолодые лица со
впавшими щеками, открытые головы, открытые ноги, голые руки с трудом
тащившие деревянные чемоданчики или придерживавшие на плечах грязные вещевые
мешки. И меня, и всех, кто стоял со мной у забора, резануло по сердцу - в
этапе были и совершенно босые, даже тряпок, скрепленных веревками, не было у
них. Женщины двигались по диабазовому щебню нашей горной "грунтовки", кто
проваливался с хлюпаньем в лужи, кто вскрикивал, напарываясь на острый
камень.
- Сволочи! - прошептал кто-то около меня. Я догадывался, к кому
относится это проклятье.
Вдоль женского этапа, с винтовками наперевес, браво держа дистанцию,
вышагивала охрана. Не знаю, чего уж наши стрелочки боялись - того ли, что
женщины бросятся через колючую проволоку к нам, не добредя до своей законной
"колючки", или что повалятся наземь перед нашей вахтой? Возможно, им
хотелось показать нам и этапу, что они начальство, вершители судеб людей
низшего сорта и верные охранители тех, кого надо охранять от таких, как мы.
Но только, проходя мимо, они громко и сердито покрикивали: "Не сбивать шагу!
Держи равнение! Пятерка, шире шаг! Кому говорю - не высовываться! Эй ты, иди
вперед, а не вбок!"
Женский этап двигался в гору в молчании, женщины не переговаривались
между собой, не перекликались с нами. Только одна вдруг восторженно крикнула