"Сергей Снегов. Формула человека ("Люди и призраки" #2)" - читать интересную книгу автора

4

Я знал о необычности Шефа. То была необычность выдающегося человека.
Она была человечна, эта его отличность от других людей, так мне
воображалось. Я еще мог допустить, что своеобразие Шефа сверхчеловечно, ибо
он стоял выше нас всех по уму. Я с любовью говорил: необыкновенность Шефа в
том, что он обыкновенный сверхчеловек. Все это были метафоры, гиперболы,
острые словечки. Шеф оставался человеком, даже будучи сверхчеловеком.
Но он не был ни человеком, ни сверхчеловеком. Он и внешне не походил на
человека. Он был слишком угловат и массивен, слишком, я бы сказал
геометричен. В человеке формы стерты и округлены, а в Шефе они были выперты
острыми гранями. В человеке господствует - и в теле, и в характере - кривая
линия, обтекаемая окружность, в Шефе сверкали колючие прямые, он выражался
параллелепипедами, а не шарами. А его грохочущий голос? Его пылающие
прожекторной мощью глаза? Его целеустремленность тарана? Его ненависть к
белым брюкам, остервенение против кипарисов? Человеку наплевать, какие
деревья растут на земле, в какой одежде ходят жители дальних стран, лишь бы
нелюбимых деревьев не было на его участке, лишь бы в отвратительных одеяньях
не прогуливались по улицам его городов. А Шеф не спал ночей, его терзало
даже то, что не имело с ним соприкосновения.
Я сравнивал Шефа и Пайерса. Они были во всем разны. Если Пайерс казался
человеком, маленьким, жалким, гениальным, но все же человеком, то Шеф был из
иного мира. Сколько раз я говорил себе, что он по ту сторону добра и зла. Но
он был вне добра и зла. В его мире не существовало таких затрепанных и
невыразительных понятий, как добро и зло.
- Права машина! Нет, права машина! - выговорил я вслух.
Они оба повернулись ко мне.
- Ваши запахи усилились, Ричард, - прогремел Шеф. - Теперь вы
благоухаете резедой. Это очень решительный аромат, уверяю вас. Думаю, ваши
странные колебания кончились. Итак, мы вас слушаем.
- Да, мы вас слушаем! - прошелестел Пайерс. - Говорите, Ричард, не
стесняйтесь: в чем же права машина?
- Я не стесняюсь, - сказал я. - Но... все это очень личное...
Пайерс вскоре попрощался, и Шеф, готовясь к приятной беседе со мной,
развалился в кресле. Я смотрел на его выпяченные губы и думал, что это
скорее глухие балюстрады, а не губы. Уши напоминали раструб кларнета. Я уже
не говорю о ногах. Шеф покоился на двух подвижных колоннах, обутых в
лакированные туфли. Каждая деталь рассчитывалась отдельно, а потом их
собирали в целое, подумал я о Шефе. Мне стало страшно от кощунственных
мыслей.
- Кройте! - разрешил Шеф. - Вы пылаете зеленым пламенем нетерпения.
- Шеф, я думал о вас.
- Люблю, когда обо мне думают, - одобрил он. - Думать обо мне нужно
фиолетово-красными тонами. Лучшие дни для этого - воскресенье и понедельник.
Вы размышляли обо мне вчера?
- Я думал о вас сегодня. И мысли мои были испепеляюще оранжевыми. Вы не
человек, Шеф.
- Это сильно сказано, - заметил он.
- Это верно сказано, - отпарировал я.