"Сергей Снегов. Формула человека ("Люди и призраки" #2)" - читать интересную книгу автора

чуть не потерял сознание. "Живой автомат" - сформулировала машина свое
заключение о Шефе.
Я не мог в это поверить. Я был еще слеп в то мгновение. Живых автоматов
не существовало, кроме мыши Пайерса. Шеф был сверхчеловек, гений, нечто по
ту сторону добра и зла, но не автомат. Проклятая машина не анализировала
природу Шефа, а изрыгала на него недопустимую хулу. Это было адское
создание, а не машина, старая баба, а не электронный анализатор!
Я погрозил машине в ярости кулаком.
И самое чудовищное, так мне представлялось тогда, было в том, что
машину разрабатывал Шеф. Его собственное творение отказало ему в праве
называться человеком!
- Демонтирую! - бешено выругался я. - Всю в клочья и винтики
демонтирую!
Машина возвышалась надо мной, бесстрастная и высокомерная, разноцветные
ее глазки угрюмо вспыхивали и погасали. Она настаивала на своем. "Живой
автомат" - утверждала надпись. Она издевалась над моим создателем, а не
оценивала его!
Я сбил надпись в табло. Я задал машине новую задачу. На этот раз она
должна была описать Шефа полнее. Машина работала около минуты - это была
самая тяжелая минута моей жизни. Ответ был красноречив и тяжек:
"Самонастраивающаяся, саморегулирующаяся мыслящая автоматическая система.
Новой Формуле Человека удовлетворяет, но человеком не является".
Я сбил надпись, спрятал магнитный паспорт в сейф и сел у стола. Мысли
прыгали во мне, как расшалившиеся- зверьки, я не мог ухватиться ни за одну.
Я был растерян, меня душили страх и отчаяние. Мне хотелось плакать. Машина
была создана в качестве нашего ученого слуги, она была квалифицированным
рабом - и только. И вот - слуга насмехается над работодателем, раб
взбунтовался против хозяина!
В лабораторию вошли Шеф с Пайерсом. Шеф повел в мою сторону носом.
- От вас несет жасмином, Ричард, - определил он, - это запах
растерянности. И немного ромашкой - это запах испуга. И вы весь светитесь
желтым. Желтое - цвет подавленности. Не знаю, каковы вы на вкус, но думаю,
что кисловато-горький. Кисловато-горькое свидетельствует о недоумении. Вы у
меня першите в горле, Ричард. Я хочу знать, что случилось?
- Ничего важного, - пролепетал я. Я в очередной раз был сражен
проницательностью Шефа. - У меня, и впрямь, что-то разболелась... Но я
принял пилюли.
- Отлично. Прием лекарств не действует на болезни, но укрепляет
сознание исполненного долга. Значит так, Ричард. Сегодня оранжевый день. С
утра голубого вы с Пайерсом приступите к разработке практических методов
синтезирования живых существ повышенной сложности. Оценку вашей работы даст
наша машина. Для подготовки желтый и зеленый дни.
В уме я перевел указания Шефа на более привычный язык. Сегодня был
вторник, работа с Пайерсом начиналась в пятницу, среда и четверг отводились
на подготовку.
Шеф с Пайерсом заговорили о программе на пятницу, а я рассматривал
Шефа, словно увидел впервые. И тут меня пронзило еще не испытанное ощущение.
Я смотрел на Шефа теми же глазами, какими всегда глядел, но видел то, чего
ни разу не наблюдал. Я будто прозрел.
Шеф, и вправду, был нечеловечен. Или, точнее, - квазичеловечен.