"Сергей Снегов. Фантастическая одиссея ("Люди и призраки" #6)" - читать интересную книгу автора

камни. Один ударил в Петра. Не знаю, как такой опытный астроразведчик мог
выйти в незакрепленном на все застежки скафандре. Единственное объяснение -
дурманящее благоденствие Кремоны-4, непроизвольно приучившее, что ничего
опасного здесь не совершится. И мы увидели, что с Петра слетел шлем и что
сам Петр валится на землю, и что его бьет судорога. Из камеры с криком
выскочила Анна, упала на Петра, и ее тоже мигом скрутило. Но все вдруг разом
успокоилось, и страшное наше ошеломление разорвал резкий крик Гюнтера:
- Минуту я их прикрою! Скорей тащите в укрытие! Мы разом все бросились
из камеры к товарищам. Мы
с Иваном подняли бледную, с закрытыми глазами, едва дышащую Анну. Хаяси
и Алексей понесли бесчувственного Петра. Елена помогла уложить в камере
обоих. Иван приставил к груди Петра активатор, Петр стал дышать, но слабо.
Иван перенес активатор на грудь Анны, быстро сказал:
- Арн, надо немедленно перенести обоих на "Икар"! Я выскочил наружу.
Гюнтер в бешенстве крутил какие-то рычаги. Я подбежал к нему.
- Что ты делаешь? Надо нести пострадавших на корабль.
Он взглянул на меня с такой яростью, словно я был виноват в несчастьи.
Я схватил его за руку. Он с силой вырвался. Он хрипел, с губ срывалась пена:
- Хватит, Арн! Простить Анну и Петра? Сейчас покажу чертовке!..
В тот момент вряд ли я полностью понимал, что он делает, но чувствовал,
что надо немедленно его остановить. Я вновь ухватил его со всей силой, на
какую был способен. Гюнтер так толкнул меня, что я отлетел метра на три и
упал. И, лежа на земле, я разглядел, что Гюнтер лихорадочно набирает
какую-то комбинацию цифр, затем рвет рычаги, нажимает на кнопки. Теперь я
понимаю, что в неистовстве он возбудил противополе всем зафиксированным
Анной излучениям планеты и сфокусировал его в Бафамете. Вероятно, ему
вообразилось, что таким кинжальным противополем он пронзит всю Кремону-4 или
оглушит ее как дубиной. Боюсь, он и вправду уверовал, что перед ним" не
гигантский автомат, а что-то вроде злого, очень властного, очень опасного,
очень неумного самодура, которого надо проучить. Теперь мы знаем, что его
атака для планеты значила не больше, чем укус комара для носорога. В ту
минуту было не до отвлеченных рассуждений. Я вскочил, и на меня обрушился
мир.
С миром, естественно, ничего не случилось, просто судорога свела всю
долинку, почва заходила ходуном, холмы зашатались. И холм, у подножья
которого мы приткнули защитную камеру, массой земли и камней рухнул вниз. Я
снова упал, пытался подняться и не сумел - рухнувшая глыба раздробила мне
ноги. Я успел еще увидеть, как заваливает землей камеру, сквозь грохот
землетрясения услышал отчаянный крик Ивана, и потерял сознание.
Не думаю, чтобы мой обморок продолжался больше минуты. Очнувшись, я
увидел, что Гюнтер яростно тащит свой аппарат к груде, завалившей наших
товарищей. То, что недавно было проектором и генератором полей, превратилось
не то в исполинского крота, бешено разбрасывающего грунт, не то в огнемет -
из аппарата било пламя, пыль плавилась, превращалась в газ, дымом,
раскаленным прахом рассеивалась по долинке. Я пытался на руках доползти до
Гюнтера. Он услышал мой стон, повернулся. Никогда не забуду его лица -
мертвенно бледного, отрешенного, ожесточенного. О людях, впавших в
неистовство, говорят, что они вне себя, он впал в неистовство, полностью
впав в себя. Вторая моя попытка подтянуть искалеченные ноги на
секунду-другую опять обратила его ко мне. Он крикнул: