"Анатолий Пантелеевич Соболев. Рассказы о Данилке (Повесть) " - читать интересную книгу автора

хлебом главный в нашем районе. Шибко тяжело ему, да не всяк разумеет об
ентом. Я вот до Совецкой власти тоже чурка с глазами был, подале околицы
не видел. Да и охоты не было. А теперь вот в ликбез записался, Евдокея
Андревна буквам научит, читать стану. Ето ж какое я к себе уваженье-то
поимею! - Дед Савостий даже выпрямляет спину при этих словах и значительно
глядит на Данилку. - Грамота, ето, как бы тебе сказать, как луна вот - все
освещает. Глянь вокруг-то - видно, а ежели бы ее не было? Чего б ты
увидал? А-а, вот то-то!
Савостий поднимает палец, хотя Данилка и не спорит. Данилка смотрит
на огромную, сияющую серебряным блеском луну, на озеро, над которым
собирается сизая дымка тумана. Он знает, что это хорошая примета, - завтра
день будет ясный, для покоса пригожий. По той особо чуткой тишине, что
наступает в час предутрия, по тому, как перестали пастись лошади, Данилка
понял, что вот-вот наступит рассвет. И как только подумал об этом, так
сразу же уснул, и во сне не сходит с его губ счастливая улыбка.
Данилка вскидывает глаза оттого, что кто-то трясет его за плечо.
- Сон-то милей отца-матери, - говорит дед, улыбаясь. - Бужу-бужу - не
добужусь. Полегчало ай нет? Нога-то?
Данилка приподнимается, чувствуя тело легким и здоровым.
- Полегчало.
- Ну и слава богу. Травка - она целебная, она богом дадена ото всех
болестей.
Данилке не хочется вылезать из угретого места под старым зипуном, он
медлит, он еще не совсем проснулся и готов снова упасть и уснуть зоревым
сладким сном. Дед Савостий говорит:
- Чичас коней пригонят.
И тут только Данилка замечает, что ни Андрейки, ни Ромки уже нет, нет
и собак. Данилке стыдно: дружки ушли за конями, а он, как барчук, лежит.
- Чо ты меня не разбудил! - недовольно говорит он.
- Дак ить хворый.
- Ничо не хворый, - сердится Данилка и решительно скидывает с себя
волглый зипун.
Под утро пала сильная роса и все вокруг отсырело - поседела трава,
кусты, серебристым бусом покрылась одежда. Данилка вскакивает, и туманная
сырость обливает его знобким холодом. Бр-р-р! Данилка бежит в кусты по
малой нужде, по босым ногам жигает студеной росой, а когда задевает куст
калины и целый ушат брызг окатывает его с головы до ног, Данилка совсем
просыпается. Приплясывая и оставляя в росной траве дымчатый след, бежит он
к деду, натягивает опять на себя тяжелый от влаги зипун и, присев на
корточки, прикрывает покрасневшие от холода босые ноги.
Дед шаркает вокруг потухшего костра, собирает пожитки. Костер совсем
остыл, и отсыревший пепел осел, чадит черная головешка, будто струйку
сизого тумана пускает. Резко пахнет сырою золой.
Зыбкий рассвет вступает в свои права. Сиреневый туман лежит на земле,
в чуть зримой синеве расплывчато проступают серые стволы берез и темнеют
кусты калины. Кусты кажутся непомерно большими, но Данилка знает, что
калинник здесь низкорослый. Озера совсем не видать, оно только угадывается
по особо плотному туману.
Данилка затих, чувствуя, как оседают на лицо мелкие капельки влаги, и
задумчиво смотрит в сонное предутрие, слушает неслышный днем перекат