"Анатолий Пантелеевич Соболев. Рассказы о Данилке (Повесть) " - читать интересную книгу автора

охотничьим ружьем, Малой советской энциклопедией и библиотечкой из десяти
книг. Были в ней "Белеет парус одинокий", "Как закалялась сталь", "Степан
Разин" и "Поднятая целина". Отец и Данилка тогда болели тифом и лежали в
одной комнате. Отец, когда ему стало легче, все время читал "Поднятую
целину" и все удивлялся, как это писатель верно описал события. Закрыв
последнюю страницу, погладил книгу рукой и восторженно посмотрел на сына:
"Ну в самую точку угадал! Все до тонкости знает. Поди, наш брат,
председатель". И сам себе ответил: "Ясно, председатель. На своей шкуре все
испытал, потому и не наврал. Надо фамилие запомнить. Шолохов".
А здесь у отца что-то не ладится. Возвращается он из района
утомленный, сердитый, со щетиной на впавших щеках. Говорит, что район
запущен, зерно хранить негде, кормов на зиму может не хватить. Не дай бог
начнется падеж скота - голову снимут. Побыв дома дня два, опять уезжает на
неделю в район налаживать хозяйство.
- Ты не спишь еще? - спрашивает мать из кухни.
- Не-е.
- Завтра весь техникум идет на субботник, вагоны с дровами
разгружать. Пойдешь со мной?
- Пойду, - соглашается Данилка.
Он любит ходить на субботники, он уже ходил несколько раз. Собирается
всегда много народу, все шутят, смеются, и работа идет легко и споро.
Никто никого не подгоняет, а работают так, что не угнаться. А после работы
не хотят расходиться, песни поют. Данилка любит быть среди этих веселых и
сильных людей и всегда сожалеет, когда субботник быстро кончается.
Данилка слышит, как мать просеивает муку в кухне, и засыпает с
радостным предчувствием завтрашнего дня. Он уже не видел, как мать вошла в
комнату и с улыбкой положила в комод его рукавички, на которых старательно
выведено химическим карандашом: "Дикий Вепрь Арденский".


"ГРЕНАДА, ГРЕНАДА, ГРЕНАДА МОЯ..."

Лето выдалось грозовое. На западе все время погромыхивало, молнии
полосовали черно-синие наползающие тучи, и дождь тугим нахлестом бил по
раскисшим проселочным дорогам, по гравийным улицам станции, превращая их в
непролазные лужи. Но ни дождь, ни слякоть не в силах были остановить
мальчишек. Они собирались ватагой и, шлепая босыми ногами по грязи, по
дорожным лывам, по мокрой траве, уходили в степь, на волю.
Окрест железнодорожной станции, куда переехал из родного села с отцом
и матерью и уже год жил Данилка, раскинулись поля с буераками и березовыми
колками. В дальних лощинах, где в зарослях царствовал горьковато-пряный
запах смородишного листа, где с мокрого черемушника падали за шиворот
крупные дождевые капли, черным-черно наросло смородины. Кусты под тяжестью
клонились долу. Ядреная, вымытая грозами, холодная, была она необыкновенно
вкусна. Ребята живо набирали лукошки, которые им насильно навязывали
матери, а потом рвали рубиновую кислицу, от нее сводило скулы, и в
лукошках становилось красно и черно.
Так и остался в памяти Данилки тот цвет - красно-черный. И время было
тогда тоже черно-красное - истекала кровью Испания. И мальчишки на
маленькой сибирской станции бредили баррикадными боями, носили "испанки" -