"Анатолий Пантелеевич Соболев. Награде не подлежит" - читать интересную книгу автора

Закинув руки за голову, лежал Константин Федотович и слушал, как в
оставленную открытой форточку доносит шелест дождя, как по стеклу шаркают
голые ветки черемухи. Протянувшийся вдоль набережной пятиэтажный домина был
полон спящих людей, и один только он, наверное, бессонно глядел в серую
комнатную темноту.
По набережной проехала машина, вдоль стены косо скользнули желтые лучи
фар, высветлив по очереди: то гравюрный портрет скуластого, с горькими
глазами, земляка Василия Шукшина, думающего свою безысходную думу; то
любимые ван-гоговские "Подсолнухи"; то маральи рога, подаренные друзьями
несколько лет назад в пятидесятилетний юбилей. Шум машины затих, и опять
послышался шелест - дождь набирал силу. До утра промочит землю, проселки
раскиснут, и начнется у шоферов развеселая жизнь - будут рвать жилы по
алтайским степным дорогам.
Константин Федотович лег поудобнее, но сон не шел. Мысли его
перескакивали с одного на другое, обрывались, он то думал о настоящем, то о
прошлом, но постепенно растревоженные повесткой думы вернулись в давно
минувшее, в его юность, в те годы, когда он был водолазом и военная судьба
кидала его то на Волгу, под Сталинград, то на Днепр, то на Ладожское озеро,
то на Баренцево море в Заполярье. И всюду он спускался на дно, вытаскивал
затонувшие при переправах танки, орудия, баржи с минами и снарядами,
торпедированные корабли, утопленников.
Он гнал от себя эти невеселые мысли, но справиться с ними не мог. Так
было каждый раз, когда просыпался в глухом предутрии и подолгу думал длинные
думы одинокого пожилого, давно страдающего бессонницей человека.
Константин Федотович повернулся на правый бок, чтобы его "карбюратору"
было полегче работать, и попытался заснуть. Он задремал, но на исходе ночи
снова вскинулся. Его настиг все тот же сон: он опять падал на грунт и опять
задыхался...
"Неужели это было со мной? - в который раз спрашивал он себя. - Неужели
это был я?"

Он камнем падал вниз.
Касаясь рукой спускового пенькового конца, пробивал скафандром стылую
толщу воды. Воздух по шлангу едва поспевал за ним. Тревожный холодок теснил
сердце - там, внизу, была торпеда.
Серо-зеленая, с коричневым оттенком вода все сильнее и сильнее обжимала
водолазную рубаху, будто кто заковывал его в железные латы. Многопудовый
скафандр давил на плечи и неудержимо тащил на дно. Грудь стискивали
свинцовые груза, дышать становилось все труднее и труднее, но Костя держал
воздух в скафандре на низшем пределе - лишь бы не наступило кислородное
голодание, лишь бы не закружилась голова. И как можно быстрее вниз, вниз, на
грунт!
В ушах потрескивало, барабанные перепонки покалывало тонкими иголками.
И как только возникала эта боль, как только начинало закладывать уши и
шипенье воздуха глохло, Костя придавливал нос к холодному запотевшему стеклу
переднего иллюминатора в шлеме и "продувался". Боль в ушах исчезала, звук
воздуха, поступающего в скафандр, приобретал чистоту и четкость.
Вода темнела, надвигалась густо-коричневая мгла. И в этой мгле Костя
должен найти и застропить невзорвавшуюся торпеду. Нельзя сказать, чтобы он
боялся - не впервой ему иметь дело со взрывоопасными штуками - но холодок