"Леонид Сергеевич Соболев. Первый слушатель" - читать интересную книгу автора

Игнатьевич почувствовал себя спокойнее. Он откинулся в кресле, разглядывая
Белосельского с откровенным любопытством.
Так вот кому приходилось доверять сложный и прекрасный результат многих
лет упорных поисков, опыта, выкладок! Небось на первой же лекции потребует
обосновать рассеивание снарядов классовой борьбой или объяснить баллистику с
точки зрения... как его... исторического материализма!.. Флагманский
артиллерист!.. Интересно, кто разрабатывал для него планы стрельб и писал
приказы? Теперь ведь это модно - сажать командующими и начальниками штабов
матросов, а всю их работу взваливать на спецов, безыменных негров,
добывающих им ордена. Подписывать легко, коли есть кому за тебя
соображать... Впрочем, этот, кажется, не из матросов: сел в кресло не
развалясь и не потянулся тотчас в карман за папиросой. И там, в приемной,
смолчал и не заавралил. Разве что взгляд... Пристальный, неприятный взгляд,
которым он тоже изучает сейчас Бориса Игнатьевича... Взгляд комиссарский.
Загадочный. И черт его знает, что в нем кроется, и от него становится
почему-то не по себе...
- Так, значит, теперь в академию? - спросил Борис Игнатьевич, не зная,
с чего начать разговор, и выругал себя за глупый вопрос...
Белосельский, как бы почувствовав его затруднение, отвечал подробно, не
вынуждая к добавочным вопросам.
Он сообщил, что с осени Девятнадцатого года был артиллеристом в
Нижегородском порту по снабжению, потом артиллеристом миноносца на Волге и
флагартом флотилии. Пояснил, что специальные его знания опираются главным
образом на опыт и что академия должна их систематизировать и углубить.
Отрывочные сведения о работах Бориса Игнатьевича в области организации
артогня и в особенности корректировки, которые он из пятого в десятое смог
найти в "Морском сборнике", очень помогли ему в работе, тем более что ему
приходилось вести стрельбу разными калибрами и что...
- Какими калибрами? - с любопытством перебил Борис Игнатьевич.
- Четыре полевых трехдюймовки, три горных, три морских
стодвадцатимиллиметровых и три шестидюймовых крепостных на канонерках, -
точно ответил он.
- Татарская орда! - фыркал недовольно Борис Игнатьевич. - Не понимаю,
чем мог я вам помочь? Это не артогонь, а стрельба из рогаток...
Белосельский так же спокойно, как начал, сказал, что обстановка
вынуждала вести совместный огонь именно из этих разных орудий и что
необходимо было организовать корректировку совершенно по-новому. И как раз в
этом случае он применил способ, рекомендованный Борисом Игнатьевичем для
стрельбы по невидимой цели. С того момента, как разговор перешел на
специальные артиллерийские темы, Белосельский перестал повторять "товарищ
начальник", и Борису Игнатьевичу, отметившему это, стало как-то удобнее
разговаривать. Он, правда, сердито хмыкнул еще раз, услышав, что все условия
этой стрельбы были совершенно непохожи на те, которые перечисляет в своей
статье он сам, но разговор становился все более интересным. Белосельский
стал набрасывать на листе бумаги схему всей операции, в свете которой
обстрел показался Борису Игнатьевичу чрезвычайно любопытным и, уж конечно,
никак не предусмотренным в его курсе. Борис Игнатьевич попросил
детализировать схему, что Белосельский охотно и сделал, пояснив, что она у
него вся в голове, так как он не раз докладывал о ней, потому что именно за
нее и был награжден орденом. Это еще более подстрекнуло Бориса Игнатьевича,