"Леонид Сергеевич Соболев. Разведчик Татьян" - читать интересную книгу автора

они не падают на палубу, на траву аэродрома, песок окопа: подавленные волей,
они уходят в глаза и тяжелыми, раскаленными каплями падают в душу воина,
сушат ее и ожесточают для смертного боя. Любовь переходит в ненависть к
врагу, дружба - в ярость, нежность - в силу. Страшны военные слезы, и горе
тем, кто их вызвал.
Ночью после беседы разведчики ушли в набег, а утром я увидел такие
слезы: Татьяна не вернулась.
На линии фронта разведчики наткнулись на пулеметное гнездо,
расположенное на вершине крутой скалы. Пулемет бил в ночь откуда-то сверху,
и подобраться к нему сбоку было невозможно. Моряки полезли на скалу,
приказав Татьяне дожидаться их внизу.
Видимо, пулеметчик распознал в темноте разведчиков, карабкающихся по
скале: пули застучали по камням. Моряки прижались к скале, но пули щелкали
все ближе - румын водил пулеметом по склону. Вдруг справа внизу ярко
вспыхнул огонь. Ракета прорезала тьму, направляясь на вершину скалы, за ней
вторая, третья. Моряки ахнули: ракетница была у Татьяны. Очевидно, девушка
решила помочь друзьям испытанным способом - пуская румыну в глаза ракету за
ракетой, чтобы ослепить его. Но это годилось только тогда, когда пулемет был
близко и когда другие могли успеть подскочить к нему с гранатами. Сейчас
Татьяна была обречена.
Словно вихрь поднял моряков на ноги. В рост они кинулись вверх по
скале, торопясь придавить румына, пока он не нащупал Татьяну по ярким
вспышкам ее ракет. Теперь все пули летели к ней, отыскивая того, кто сам
выдавал себя во тьме. Ярость придала морякам силы, и через минуту румын
хрипел со штыком в спине. Люди поползли вниз, поражаясь сами, как могли они
в горячке сюда забраться. Обыскали в темноте весь склон, но Татьяны нигде не
было.
Бешеный огонь пулемета разбудил весь передний край. Поднялась
беспорядочная стрельба, потом забухали орудия. Спрятаться на день здесь было
негде - со скалы просматривалась вся местность. Где-то под скалой была
каменоломня, но вход в нее могла отыскать только сама Татьяна. Начало
светать, надо было уходить.
День прошел мучительно. Этой ночью Ефим Дырщ был в другой операции.
Теперь он сидел, смотря перед собой в одну точку. Огромные руки его с
хрустом сжимались, он обводил всех глазами и хрипло говорил:
- Яку дивчину загубили... Эх, моряки...
Потом он вставал и шел к капитану с очередным проектом вылазки и там
сталкивался с другими, пришедшими с тем же. Солнце пошло к закату, когда,
выйдя из хаты, я увидел Ефима одного в садике.
Он сидел, уткнув голову в колени, и громадное его тело беззвучно
сотрясалось. Может быть, следовало оставить его одного: человеку иногда
легче с самим собой. Но скорбь этого гиганта была страшна, и я подсел к
нему.
Он поднял лицо. Плакал он некрасиво, по-ребячьи размазывая кулаком
слезы и утирая нос. Он обрадовался мне как человеку, которому может
высказать душу. Мешая украинскую речь с русской, находя нежные,
необыкновенные слова, обнажая свою любовь - целомудренную, скромную,
терпеливую, он говорил о Татьяне. Он вспоминал ее шутки, ее быстрый взгляд,
ее голос - и передо мной, как раскрывающийся цветок, вставала
Татьяна-девушка, так не похожая на "разведчика Татьяна" - нежная,