"Леонид Сергеевич Соболев. Разведчик Татьян" - читать интересную книгу автора

женственная, обаятельная и робкая. И казалось непонятным, что это именно она
приняла на себя ночью пулеметный огонь, помогая морякам добраться до вершины
скалы.
Он хотел знать, что она жива и будет жить. Все, что он берег в себе,
чтобы не нарушить боевой дружбы, теперь вылилось в страстной исповеди. Он
ничего никогда не говорил Татьяне, "щоб не путать дивчине душу, нехай пока
воюет", он нес свою любовь до победы, когда "Татьян" снова будет Таней. Но
мечта била в нем горячим ключом, и он видел хату на Днепровщине, Татьяну в
ней, и счастье, и лунные ночи в саду, и бешеный пляс на свадьбе...
Его позвал голос капитана. Ефим встал и пошел твердой походкой в хату.
В сумерки он с пятью разведчиками ушел к скале. Мы ждали его без сна.
Утром разведчики вернулись, принеся Татьяну. Оказалось, ее ранило в
грудь и она, теряя сознание, доползла до входа в каменоломню и там пролежала
весь день. К вечеру она очнулась. У входа в глубоких сумерках копошились
тени и слышался чужой говор. Она начала стрелять. Сколько времени она
держала ход в штольню, она не знает. Она била по каждой тени, появлявшейся у
входа. Патроны кончались. Она отложила один - для себя. Потом она услышала
взрыв у входа и снова потеряла сознание.
Взрыв был первой гранатой Ефима Дырща. Пробираясь к скале, он услышал
стрельбу и, обогнав остальных разведчиков, ринулся туда, ломая кусты, как
медведь, в смелой и страшной ярости. Сверху по нему стал бить автоматчик.
Ефим встал во весь роет, чтобы рассмотреть, что происходит под навесом
скалы: там виднелся черный провал, вход в каменоломню, и возле него -
три-четыре трупа и десяток живых румын, стрелявших в провал. Он метнул
гранату, вторую, третью, размахнулся четвертой - и тут пули автоматчика
раздробили ему левое бедро, впились в бок и в руку. Он упал и, медленно
сползая к краю обрыва, схватился за траву.
Теперь, когда его принесли на носилках, в могучих его пальцах белел
цветок, зажатый им в попытке удержаться на склоне.
Он поднял на меня мутнеющий взгляд.
- Колы помру, мовчите... Не треба ей говорить, нехай про то не чует...
Живой буду, сам скажу.
Он закрыл глаза, и разведчики с трудом подняли носилки с тяжелым телом
комендора с "Парижской коммуны".

1942