"Леонид Сергеевич Соболев. Невеста" - читать интересную книгу автора

ни слова ей о профессоре. Неужели сегодня я ее увижу?
По голосу я понял, что он улыбается.
- Она ведь красавица, ты же ее знаешь?
- Красавица, верно, - ответил я.
Он снова заговорил о том, как сегодня ее увидит. Вдруг он замолчал и
притих, слушая шаги - легкие в тапочках, и было странно, что сквозь бинты,
укутавшие голову, он различил их. Или это был слух любви?
- Она, - сказал он с глубокой нежностью. - Душенька моя...
Я обернулся. Но это подошла Феня, очевидно задержавшаяся после
дежурства. Я хотел показать ему, что он ошибся.
- Здравствуйте, Фенечка, сказал я. - Скоро там Люба справится?
- Здравствуйте, опять к нам? - спросила она. - Уехала Люба, мужа
отыскала. Раненый...
И она подсела к танкисту.
- Родненький мой, Коленька, - сказала она ласково. - Набирайся сил...
перевязка сейчас...
Он судорожно протянул руку, и тотчас эта рука воина, видевшего смерть и
вздрогнувшего от предчувствия боли, попала в руки Фени: видно, перевязки
были нестерпимы. Она покрыла ее другой рукой, и большое, значительное
молчание встало над ними. Она тихонько гладила его руку, перебирала пальцы,
и в глазах ее, устремленных на черные очки, теплым медленным течением плыла
любовь.
Я смотрел на лицо Фени - незапоминающееся лицо, которое мы видели
ежедневно и скользили по нему равнодушным взглядом. Удивительная перемена в
нем поразила меня. Немолодое, усталое - одухотворенное силой любви, оно было
прекрасно, простое лицо русской женщины и матери, исполненное веры и
грустной нежности. Потом в глазах ее появились слезы, она тихонько отвела
голову, чтобы они не капнули на его руку. Но, почуяв это легкое движение, он
встревожился.
- Душенька моя дорогая, что ты?
И - поразительная вещь - Феня заговорила оживленно и весело, ласково
ободряя его, а слезы лились по ее лицу безостановочно и быстро - и глубокая
скорбь исказила ее рот, из которого вылетали шуточные, веселые слова. Потом
глаза ее перешли на дверь, и безнадежная молчаливая мука отразилась в них. Я
проследил ее взгляд: в дверь вкатывали коляску, и я понял ее слезы. Это было
предчувствие приближающейся боли.
Танкиста положили на коляску, и Феня пошла рядом, держа его руку. Я
провожал их. У двери перевязочной она осталась. Силы ей изменили, она
прислонилась к косяку и дала волю слезам. Я тронул ее плечо. - Она подняла
на меня глаза.
- Иван Савельич нынче сказал... Иван Савельич...
Она не могла говорить.
- Я знаю, - ответил я. - Ну что же раньше времени волноваться...
Конечно, он будет видеть.
Она замотала головой, как от боли.
- Вот и увидит меня... Куда я ему такая... Что он обо мне выдумал,
зачем выдумал?.. Красавица, красавица... Пустите меня! - вдруг почти
крикнула она и прильнула ухом к двери перевязочной.
Там я услышал веселый голос Ивана Савельевича:
- Хватит, хватит на первый раз, еще недельку в темноте проведете!