"Яцек Собота. Страдания графа Моргена" - читать интересную книгу автора

Он был бледен, бледнее даже, чем обычно.
- Я хочу, чтобы ты написал для меня свои страдания, мэтр. Я хочу
упиваться твоими мучениями и... на несколько минут забыть о своих. Я хочу
получить изображение человека, который ежедневно подвергается истязаниям,
тоскует по свободе, но у которого нет надежды обрести ее. Я хочу иметь
картину твоей души, мэтр. И пусть это не будет зала пыток, я терпеть не могу
буквализма. Это должно быть твое естество, состояние твоего разума.
- Значит, я никогда не покину стен Кальтерна? - спросил художник. Он не
хотел, чтобы голос выдал его страх. Но голос оказался предателем и... выдал.
- Никогда.
Мир закружился перед глазами художника, предметы утратили форму и
аромат. Он потерял сознание.

6


Время уходило на рассмотрение вересковья. Вересковье ночью, когда
зрение уже приспосабливалось к темноте, вересковье бледным рассветом,
вересковье в полдень и к вечеру. Время текло медленно, размеренно. Граф
Мортен решил, что организм художника не выдержит ежедневных истязаний.
Поэтому палач мучил художника только раз в неделю. Однако хуже всего были
одиночество и неволя. Мортен больше уже не посещал влажной комнаты в
каменной башне. Дошло до того, что художник с тоской ждал дня мучений. Тогда
он пытался завязать разговор с палачом, Но тот Молчал как заклятый.
Пищу художнику приносил человек, отвечающий за всех узников замка
Кальтерн (сейчас художник был единственным узником). Однако разговаривать с
ним было невозможно, потому что он просто просовывал миску с пищей или водой
через специальное оконце в двери и уходил.
Время от времени художника навещала знахарка, та самая, которая впервые
осматривала его раны. Художник заговаривал с ней до того момента, пока
наконец не увидел, что женщину лишили языка. Быть может, только для того,
чтобы она не могла беседовать с художником. Чтобы его одиночество было
абсолютным.
Спустя некоторое время он уже настолько ослаб, что не мог
самостоятельно встать и подойти к окну. Целыми днями лежал на лежанке и
страдал. Снова и с невероятной силой давал о себе знать ревматизм.
Несмотря на это, он надеялся, все еще верил в покровительство князя
Сорма, в Провидение, которое порой берет под защиту художников, потому что
они ведь - прекраснодушные идеалисты, верящие в слепую судьбу. Верил он
также и в то, что вера творит чудеса. Мечтал, что в один прекрасный день
безымянный палач переломит наконец позвоночник своему хозяину - не по злой
воле, а случайно, потому что ведь он был верен, как пес.
Каждый день он представлял себе, как отомстит Мортену. Его ненависть
приняла болезненные размеры. Стала манией. Он целыми днями размышлял о
разновидностях пыток, которым подвергнет графа, пока наконец не понял, что
именно этого-то Мортен жаждал больше всего. Это окончательно лишило
художника надежды. Он перестал есть, похудел и ослаб еще больше. Начал
помышлять о собственной смерти. Не покончил с собой только потому, что все
же придумал способ отомстить Мортену. Он решил отложить самоубийство на
потом, как откладывают различные несущественные дела, чтобы уступить место