"Владимир Соколовский. Мурашов" - читать интересную книгу автора

храбриться, как храбрился до вылета: ну подумаешь, мол, если не получится, -
это не моя работа, отправляйте обратно на передовую, буду там снова делать
то, к чему привык! Батальон, должность комбата отодвинулись далеко, стали
какими-то не очень реальными даже, как и вся фронтовая обстановка: стреляют
там, бомбят, могут убить каждый момент - это да, однако в блиндаже можно
стоять в полный рост и говорить во весь голос; ординарец сообразит поесть;
есть люди, компания которых тебе приятна, и с ними можно всегда пообщаться.
Ты не один...
По сложной кривой, далеко обогнув глиняные разработки, Мурашов под утро
выбрался к городу - как раз туда, к тем развалинам, где ютилась семья
старого цыгана. Затаился и пролежал целый день в какой-то яме. Одурь, голод,
жажда сморили его. Особенно мучила жажда, Из ямы виднелась близкая окраина,
там возле дома стоял колодец, однако Мурашов не мог почему-то заставить себя
пойти к нему и напиться. Окликнул возившегося в черной земле цыганенка,
испугав его; мальчишка убежал, а капитан снова осел на дно бывшей землянки.
Сидел, вытянув ноги, привалясь к стенке. Потом кто-то завозился рядом, и
крошечное, остренькое смуглое лицо показалось сверху. Пацан что-то гортанно
сказал на чудном молдавско-цыганском диалекте - Мурашов не разобрал смысла
слов и прохрипел по-молдавски: "Пить! Принеси воды..." Цыганенок принес воды
в черепушке; Мурашов выпил и слабо улыбнулся. Мальчик исчез. Вечером, когда
вернулись дед с бабкой, он привел их к яме, в которой сидел Мурашов. Бабка
охала, причитала, видно, боялась пришельца, больше всего - что он дезертир
или бежавший преступник, что его станут искать и потревожат их непрочное
существование. По ее словам, обращенным к мужу, капитан понял: она
уговаривает деда скорее убить его и закопать, чтобы избежать беды. Старик
колебался; затем, оттолкнув старую цыганку, полез в яму. Ощупал свитку
Мурашова, оценил лежащую рядом баранью шапку. Капитан подобрался, решив про
себя так: если дед замахнется или бросится на него, он вцепится ему в шею и
задушит. Силу своих рук и пальцев он знал, из них не вырваться даже
молодому, здоровому. Вода, принесенная днем цыганенком, сильно подбодрила
его.
Дед сидел на корточках и внимательно разглядывал незнакомого, чужого
человека, склоняя голову то к одному, то к другому плечу. Вынул из кармана
цветную тряпку, размотал, достал оттуда кукурузного хлеба, отломил немного и
протянул Мурашову. Тот взял, стал жевать, стараясь не торопиться. Старик
чуть усмехнулся, спросил:
- Румын?
- Нет. Молдаванин.
- Иди туда. - Цыган указал на город. - Иди туда, в степь. Зачем здесь
быть? Мы не знаем, кто ты. Здесь никто не живет. Ни плохой, ни хороший.
Только я, моя жена и внук. Мы бедные цыгане, а ты уходи отсюда.
- Мне некуда идти, мош.[2] В городе у меня никого нет, а в степи сразу
поймают или убьют. Нет пропуска, понимаешь? Я работал в имении, у боярина,
на виноградной давильне. Стал кашлять, приехал доктор, сказал, что
начинается туберкулез, мне нельзя работать с продуктами, и меня выгнали из
экономии. Я живу недалеко от Вулканешт, в селе.
- Это дальняя дорога! - покачал головой дед. - Туда надо долго
добираться. Ты что, заболел? Почему пришел сюда?
- Сегодня меня задержали в степи стражники, отобрали деньги, справку о
болезни и пропуск. Как же я пойду дальше?