"Владимир Соколовский. Превращение Локоткова" - читать интересную книгу автора

телефоном.
- Да! - внезапно обиделся Иван, хватив стопку и закусывая. - Вы, может
быть, люди и большие, а хозяин тут всеж-ки я. Ты сказал - не приходить, а я
взял и пришел. Потому что имею право. Что мне с вас толку - профессора вы,
кандидаты! У меня в прошлом году грузин жил, на рынке торговал, так он мне
мясо носил. Ты думал - я простой? А я непростой.
- Молча-ать! - гаркнул вдруг Гастон, ударив кулаком по столу,
поднимаясь и сближая свое лицо с ивановым. - Молчать, грязь, гнида, плешь
человеческая! Чтобы я тебя не встречал больше в своей жизни! Почему ты
здесь? Зачем... вообще? - и стал хватать его за плечи.
Иван вырвался, испугался, уполз на кухню и больше не выходил оттуда. А
Чертомов после этой вспышки скуксился, посидел немного, и обратился к
Валерию Львовичу:
- Слушай, Валерка! Бог мне тебя послал. ("Что такое?" - насторожился
Локотков.) Такие чертовы мысли в последнее время приходят в голову!
- Какие же?
- Живешь, живешь, пластаешься, ни о чем не думаешь, вдруг раз - стоп.
Время "Ч". Даже не время. Другая история. Это, знаешь, я не так давно был в
столице, и пошел в театр, на оперу. Я не большой любитель классики, но в
создании ситуации участвовала одна женщина... в-общем, я не мог отказаться.
Вот... Сижу, полудремлю. И когда пришло время некоему городу провалиться за
грехи жителей в тартарары, выходит вдруг белобородый старец, весьма
благостного вида - один из немногих праведников, как я понял, - да как
запоет: "Время ко-ончило-ось! Вечный миг настал!!" Меня продрало до печенок.
До сих пор вспоминаю. Так вот: живешь немножко как все, немножко по-своему,
и вдруг это время раз! - и кончилось. Нет, я не имею в виду смерть. Я имею в
виду случай вроде твоего. Когда вытаскивают с нагретого места, с уютного
мнения о себе и собственном будущем. По пьянке, или еще как-нибудь. Но влип.
И вот мне страшно, понимаешь? Как я там буду жить? Ведь совсем
неприспособлен, и руки у меня - гляди! А народ там чужой, глухой, темный...
Что ему до моих дел? Другие проблемы. И вот ты - оттуда. И что скажешь?
Точно мне околевать там, или - ничего, выживу?
- Выживешь. И знаешь, почему? Ты - умный, грамотный, не всем чета,
такие на виду, не пропадают. Тебя там ребята прикроют.
Локотков сказал так - и удивился сам себе. Ответ был и точен, и типичен
для заключенного. Настоящего заключенного. Как он произнес: "Ребята
прикроют"! Этих "ребят" он никогда не считал своими. И вот ведь вырвалось
же!
- Спасибо, Валерка, успокоил ты меня. Совсем не отпустило, конечно,
но - полегче все-таки... Давай песню споем, - ты не забыл еще ее,
студенческую-то нашу?
Глаза у него стали круглыми и добрыми, как у того, старого Эдьки, друга
пержних времен, одрябшее лицо разгладилось от морщин, и он запел,
раскачиваясь на стуле:

- Круглы у радости глаза и велики у страха,
И пять морщинок на челе от празднеств и обид...
Но вышел тихий дирижер, и заиграли Баха,
И все затихло, улеглось и обрело свой вид.
- Все стало на свои места, едва сыграли Баха...