"Владимир Соколовский. Превращение Локоткова" - читать интересную книгу автора

Спасибо, выручил директор: "Отстаньте, отстаньте! У человека была тяжелая
дорога", - и увел его. И все-таки кто-то пискнул за спиной: "Что-то не похож
он на работягу-заочника!" Ну, это Бог с ним, чепуха, мало ли кто на кого не
похож...
Окна не везде были занавешены, кое-где можно было рассмотреть
творящуюся за окнами жизнь. Хозяйки убирали со столов, мужчины читали
газеты, устало сидели на табуретках; ребятишки дремали над книгами и
тарелками; светились телевизоры. Ничего-то он не знал, и не знает об этой
жизни! Несмотря на то, что рос в таком же селе. Все равно они с матерью жили
как-то на-особицу - немножко в стороне от тех, кто растил хлеб, ходил за
коровами, имел дело с машинами и другой техникой. И он, сызмальства готовя
себя к другой участи, тоже мало присматривался, как живут его сверстники из
рабочих семей, ему это просто было неинтересно. Но сейчас-то он взрослый
человек, и жить придется не среди детей, хоть и придется работать в школе!
Локотков подошел к берегу речки. В проруби, которую он заметил еще днем
со школьного крыльца, снова полоскали: женщина шлепала бельем, возила им по
воде, и негромко разговаривала со стоящим рядом мужчиной. Вот она откинулась
назад, сказала: "Ху, устала!" - поднялась и начала стягивать с рук резиновые
перчатки. Спутник ее надел на коромысло полные корзины, и они медленно пошли
по тропке. Обошли посторонившегося Валерия Львовича, и по дороге несколько
раз оглянулись на него.
За речкой, на взметнувшемся невысоким взлобком бережке, широкой лентой
распространяясь по руслу, повторяя все его изгибы, темнел лес. Еле
различимая в ночи тропа вела к нему через речку. "Вот уйти по ней, и не
вернуться, потеряться навсегда", - подумал он. И вдруг заплакал, горько и
безысходно. От острой, тянущей тоски, при которой - хоть волком вой,
надрываясь, над прорубью, на большую желтую луну? "У-у, у-у..." - стоя возле
полыньи и раскачиваясь, стонал Локотков.
Когда брел назад, к школе, Рябинино еще не улеглось спать, хоть
значительная часть окон и погасла уже; прошел мимо выпивший, сопя и
переваливаясь, женщины толковали о чем-то у палисадников, бегали даже
поздние ребятишки. До школы оставалось недалеко, когда Валерий Львович
различил троих, движущихся ему навстречу. Он посторонился, чтобы разойтись -
и тут луч фонарика ослепил его, высокий юношеский голос спросил:
- Кто такой, почему не знаю? Стой, ты, бес!
Ему стало жарко, душно, заломило вокруг глаз - такой охватил приступ
ненависти. Бешенство мелкими иглами остро и коротко закололо мозг. Бить!
Садить эту рвань в печенку, под дых, в неумытую ряху!! Так же топила его
ненависть, когда он, пьяный, бил мальчика на остановке. А сейчас, хоть
Локотков и был трезв, ему почудилось вдруг, что эти, и никто другой,
виноваты в его падении, в его никчемной теперь жизни. Сдерживая рычание и
мотая головой, он двинулся им навстречу. Случись эта схватка - или убили бы
его, или он забил бы кого-нибудь насмерть, здесь не могло быть ни середины,
ни примирения.
Но фонарик погас, и погасивший его с криком: "Ой, ребя! Дикой он ли, че
ли?!." - бросился в проулок. Еще один кинулся за ним, а третий побежал
назад. Локотков остановился, тяжело дыша: на преследование он не
настраивался, и поэтому упустил время. Скоро шаги их стихли, и Валерий
Львович снова остался один. Постояв немного, он опомнился, зачесал яростно
затылок: ну и ну-у! Вот так могла получиться история с географией! Надо