"Владимир Соколовский. Старик Мазунин" - читать интересную книгу автора

- Не вижу выхода...
- Уходи! - Капитан с трудом подтянулся ближе. - Слушай приказ:
добраться до своих, сообщить о десанте! Иди! Я прикрою. И сумку мою возьми -
там бланки партбилетов, протоколы собраний.
- А вы-то как же? - растерялся старшина.
- А! Чего я! - капитан махнул рукой и замолк, трудно дыша. - Иди давай.
- Не пойдет такое дело. - Мазунин снова приник к карабину. - Не пойдет
такое дело...
Капитан завозился, снимая сумку. Снял, перевалился на бок, расстегнул
кобуру. Деловито оттянул затвор, отпустил и вдруг быстрым движением сунул ТТ
к виску. Мазунин рванулся к офицеру, но не успел. Хлопнул выстрел - капитан
дернулся, вытянулся. Зарычав, старшина схватил карабин и наугад выпустил по
кустам всю обойму. Опомнился, ощупал карманы свои и Никифорука. Патронов
больше не было. Тогда вытащил из нагрудного кармана старшины документы.
Затем, ползая между трупами, собрал документы остальных, сунул их в сумку
капитана и, подхватив карабин, пригибаясь, бросился к лесу.
Что случилось, гитлеровцы поняли не сразу. Во всяком случае, автоматы
затарахтели, когда он пробежал уже метров пятьдесят. Но он не упал, а
продолжал бежать, чуть петляя; когда уже добежал почти до кустов, что-то
больно дернуло левое плечо, отдалось в кисти. "Ах, собака!" - подумал
Мазунин. Упал на живот и по-пластунски, загребая правой рукой, пополз к
деревьям. Пули резали ветки на кустах, ветки эти осыпали Мазунина. Он принял
чуть вбок, вправо. Дополз да первой ели, перевалился через корни, прерывисто
дыша. Затем еще отполз в глубину и пристроился за поваленным деревом.
Осмотрелся.
Некоторое время было тихо. Потом от кустов на другой стороне отделился
человек в маскхалате, бросился вперед, петляя и строча на бегу. Упал. Снова
стихло. Секунд через двадцать из кустов выскользнула еще одна фигура. Этот
уже не бежал и не прятался. Чуть согнувшись, держа оружие наготове, он
направился к дороге. За ним гуськом потянулись остальные. "Девять штук", -
сосчитал Мазунин. Он осторожно вытащил из сумки пакет, разорвал бумагу и
крепко прижал бинт к ране под гимнастеркой. Болело не сильно, но бинт сразу
намок, разбух. Вся рука зудела, как будто он ее отлежал.
Фашисты осторожно подошли к телеге, обшарили убитых, стали совещаться.
Доносились слова, обрывки фраз. Особенно громко говорил, почти кричал,
черноватый, щуплый, - маскхалат висел на нем, как мешок. "Фир! Фир!" -
несколько раз повторил он, растопырив пальцы, и что-то быстро лопотал,
показывая на лес. Хоть счет по-немецки Мазунин и знал немного, но и без
перевода было ясно: один из четверых ушел, и он требовал его догнать.
Долгий, с белесыми усиками - старший, видимо, - недоверчиво качал головой,
отвечал коротко.
Старшина лежал ни жив ни мертв. Стоило им чуть-чуть углубиться в лес...
Троих бы он снял - в карабине осталось три патрона, но остальные взяли бы
его. И он пожалел еще раз, что нет ни гранаты, ни, на худой случай,
кинжала - живым попадаться нельзя, это ясно. О забрызганном кровью
пистолете, так и оставшемся в окостеневшей рук офицера, он даже не вспомнил.
Так. Что же делать? Мазунин уже понял свою ошибку в оценке противника: перед
ним был никакой не передовой отряд, а обыкновенная поисковая группа,
шныряющая по тылам в поисках "языков", документов, иных сведений. Непонятен
был только странный способ перехвата - не вплотную, наверняка, а издали, с