"Александр Солженицын. Архипелаг ГУЛАГ, том 1, часть 2" - читать интересную книгу автора

соберется у подъезда толпа возможных сторонников жертвы. Неторопливая
постепенность прихода в одну квартиру, потом в другую, завтра в третью и в
четвертую, дает возможность правильно использовать оперативные штаты и
посадить в тюрьму многократно больше жителей города, чем эти штаты
составляют.
И еще то достоинство у ночных арестов, что ни соседние дома, ни городские
улицы не видят, скольких увезли за ночь. Напугав самых ближних соседей, они
для дальних не событие. Их как бы и не было. По той самой асфальтной ленте,
по котoрой ночью сновали воронки, - днем шагает молодое племя со знаменами
и цветами и поет не омраченные песни.
Но у берущих, чья служба и состоит из одних только арестов, для кого
ужасы арестованных повторительны и докучны, у них понимание арестной
операции гораздо шире. У них - большая теория, не надо думать в простоте,
что ее нет. Арестознание - это важный раздел курса общего тюрьмоведения, и
под него подведена основательная общественная теория. Аресты имеют
классификацию по разным признакам: ночные и дневные; домашние, служебные,
путевые; первичные и повторные; расчлененные и групповые. Аресты
различаются по степени требуемой неожиданности, по степени ожидаемого
сопротивления (но в десятках миллионов случаев сопротивления никакого не
ожидалось, как и не было его). Аресты различаются по серьезности заданного
обыска; И еще отдельно есть целая Наука Обыска (и мне удалось прочесть
брошюру для юристов-заочников Алма-Аты). Там очень хвалят тех юристов,
которые при обыске не поленились переворошить две тонны навоза, шесть кубов
дров, два воза сена, очистили от снега целый приусадебный участок, вынимали
кирпичи из печей, разгребали выгребные ямы, проверяли унитазы, искали в
собачьих будках, курятниках, скворечниках, прокалывали матрасы, срывали с
тел пластырные наклейки и даже рвали металлические зубы, чтобы найти в них
микродокументы. (Студентам очень рекомендуется начав с личного обыска, им же
и закончить (вдруг человек подхватил что-либо из обысканного); и еще раз
потом прийти в то же место, но в новое время суток - и снова сделать обыск.)
по необходимости делать или не делать опись для конфискации, опечатку
комнат или квартиры; по необходимости арестовывать вслед за мужем также и
жену, а детей отправлять в детдом, либо весь остаток семьи в ссылку, либо
еще и стариков в ссылку.
Нет-нет, аресты очень разнообразны по форме. Ирма Мендель, венгерка,
достала как-то в Коминтерне (1926 год) два билета в Большой Театр, в первые
ряды. Следователь Клегель ухаживал за ней, и она его пригласила. Очень
нежно они провели весь спектакль, а после этого он повез ее... прямо на
Лубянку. И если в цветущий июньский день 1927 года на Кузнецком мосту
полнолицую русокосую красавицу Анну Скрипникову, только что купившую себе
синей ткани на платье, какой-то молодой франт подсаживает на извозчика (а
извозчик уже понимает и хмурится: Органы не заплатят ему) - то знайте, что
это не любовное свидание, а тоже арест: они завернут сейчас на Лубянку и
въедут в черную пасть ворот. И если (22 весны спустя) кавторанг Борис
Бурковский в белом кителе, с запахом дорогого одеколона, покупает торт для
девушки - не клянитесь, что этот торт достанется девушке, а не будет
иссечен ножами обыскивающих и внесен кавторангом в его первую камеру. Нет,
никогда у нас не был в пренебрежении и арест дневной, и арест в пути, и
арест в кипящем многолюдьи. Однако, он исполняется чисто и - вот
удивительно! - сами жертвы в согласии с оперативниками ведут себя как можно