"Александр Солженицын. Размышления над Февральской революцией" - читать интересную книгу авторавот уж - бесхитростно.)
А сам Алексей, несовершеннолетний, и права бы не имел в том году отречься, как легко сделал Михаил. И Родзянке и думскому Комитету не оставалось наотрез ничего другого, как поддерживать наследника. А так как Совет депутатов не был готов к революционной атаке, то монархия бы и сохранилась, в пределах конституционной реформы. Но береженьем столь многобереж╕ного сына Николай толкнул монархию упасть. И права не имел он передавать престол Михаилу, не удостоверясь в его согласии. А выше государственных законов: он тем более не имел права на отречение в час великой национальной опасности. А ещ╕ выше: он всю жизнь понимал сво╕ царствование как помазанье Божье так и не сам же мог он сложить его с себя, а только смерть. Именно потому, что волю монарха подданные должны выполнять беспрекословно, - ответственность монарха миллионно увеличена по сравнению со всяким обычным человеком. Е_м_у была вверена эта страна - наследием, традицией и Богом - и уже поэтому он отвечает за происшедшую революцию больше всех. В эти первомартовские дни его главным порывом было - семья! - жена! сын! Доброму семьянину, пришло ли в голову ему подумать ещ╕ о миллионах людей, тоже семейных, связанных с ним своей присягою, и миллионах, некрикливо утверженных на монархической идее? Он предпоч╕л - сам устраниться от бремени. Слабый царь, он предал нас. Всех нас - на вс╕ последующее. возвышен как бы в верховные судьи тому. Он от болезни ещ╕ полусидел за столом, он был только начальник штаба, - но все военные силы России на главные дни петроградской революции - а значит вся историческая судьба российского государства - были покинуты на него одного бесконтрольно, безответно, безусловно. Оставим ли этому генералу одну военную объективность? Или признаем, что на его суждения и решения в неподготовленной роли влияли и общественные симпатии, и личные заблуждения? Мы видели, как Алексеев через Родзянку втянулся в прямые переговоры с мятежной столицей и дал убедить себя и сделать себя орудием свержения с трона (вероятно, в ложной надежде, что так государственная перетряска пройд╕т всего быстрей и безболезненней для Действующей Армии) - хотя для военного человека во главе семимиллионной перволинейной армии не мог быть закрыт другой путь: не склонять главнокомандующих к государеву отречению, а вызвать Родзянку к себе, а то и по телеграфу продиктовать Петрограду ультиматум - и даже не возникло бы малой междоусобицы, цензовые круги присмирели бы тотчас, разве похорохорился бы недолго Совет депутатов, перед тем как разбежаться. Однако невозместимые двое суток, с полуночи 1 марта, Алексеев пробыл под обаянием столичного вещуна, искренне веря, что тот личность и в Петрограде реально у власти, едва ли не президент. Но какова б ни была доля личной ошибки - одна она не могла бы заслонить военного долга, да ещ╕ и у всех остальных ведущих генералов. Поздние монархисты (сами, однако, не поднявшие защитного меча) более всего обвиняют главнокомандующих, что они обманули и предали доверчивого Государя, пока тот спал на псковском вокзале. Действительно, кому ж, как не первым генералам, |
|
|