"Александр Солженицын. Красное колесо: Узел 3 Март Семнадцатого, часть 1" - читать интересную книгу автора

министров - но и их тоже, тем более, ненавидело общество. И верные тесные
друзья, как флигель-адъютант Саблин, тоже оставались наперечет. С ними и
проводили святки, зимние вечера и воскресенья на малолюдных обедах, чаях, то
приглашали во дворец маленький оркестр, а то кинематограф. Да еще оставались
неповторимо-разнообразные прогулки в окрестностях Царского, даже новинка: на
снеговых моторах. А по вечерам Николай много читал семье вслух, решал с
детьми головоломки. Да с февраля стали дети прибаливать.
Аликс же эти два месяца почти сплошь пролежала, сама как покойница. Она
почти ничего не усвоила, не знала, кроме смерти Григория, - и этой своей
верностью горю каждый день как бы еще и еще упрекала Николая.
Семейная атмосфера была любимая атмосфера Николая, и так, нетревожимо
замкнутый, он мог бы прожить и год, и два. Не пропустил ни одной литургии,
говел, причащался. Однако, по соседству теперь со столицей, не мог он в эти
девять недель уклониться от дел государственного управления. В одну из этих
недель открылась в Петрограде конференция союзников, у Николая не было
желания появляться в ее суете, и от России старшим там действовал генерал
Гурко, зато изрядно надоедал Государю долготою и резкостью своих докладов.
(Но пришлось принять в Царском делегатов конференции, - и так сжался
Николай, так мучился - чтоб еще они не стали ему давать советов по
внутренней политике). Еще каждый будний день Государь принимал у себя
двух-трех-четырех министров или видных деятелей, с большим удовольствием -
симпатичных ему.
Но оттого ли, что нота погребальности не утихала в их доме все эти
недели, уж слишком затянулись головные боли и рыданья по убитому, где-то
есть их и предел для всякого мужчины, - наконец стало потягивать Николая к
немудреной непринужденной жизни в Ставке, к тому ж и без министерских
докладов. На днях приезжал в Царское из Гатчины Михаил (жена его, дочь
присяжного поверенного, дважды уже разведенная, не допускалась и не
признавалась) и говорил, что в армии растет недовольство: отчего Государь
так долго отсутствует из Ставки. Где-то появился даже и слух, что на
Верховное Главнокомандование снова вступит Николаша.
Да неужели? Вздор какой, но опасный вздор. Действительно, пора ехать.
(Тут еще так неудачно получилось, что и прошлое его пребывание в Ставке было
коротким: тезоименитство свое он проводил с семьею в Царском, вернулся в
Ставку лишь 7 декабря, а 17-го уже был вызван смертью Распутина, и вот до
сих пор).
Но - совсем не легко было отпроситься у Аликс. Ей невместимо было
понять, как он может ее покинуть в таком горе и когда могут последовать
новые покушения. Согласились, что он поедет всего на неделю и даже меньше -
чтобы к несчастливой для Романовых первомартовской годовщине, дню убийства
деда, вернуться в Царское и быть снова вместе. И наследника в этот раз она
не отпустила с отцом, что-то он кашлял.
А Николай утешался тем, что оставляет государыню под защитой
Протопопова. Протопопов заверил, что все дела устроены, и в столице ничто не
грозит, и Государь спокойно может ехать.
Когда уже решен был отъезд - вдруг спала и эта тяжесть упрека,
разделявшая их два месяца. Аликс протеплела, прояснела, живо вникала в его
вопросы, напоминала, чтоб он не забыл, кого в армии надо наградить, а кого
заменить, - и особенно недоверчиво и неприязненно относилась она к возврату
Алексеева в Ставку после долгой болезни: зачем? не надо бы. Он - гучковский