"Александр Солженицын. Красное колесо: Узел 3 Март Семнадцатого, часть 2" - читать интересную книгу автора

корму. У прапорщика Юры Зяблова было тяжело на душе. Пошел в думу получить
пехотное прикрытие для пушек - и поразился тамошнему хаосу и сутолоке. От
него требовали пропусков, он кричал, прорывался к коменданту, - фамилия того
была Грузинов, и что-то грузинское в лице. Доказывал Зяблов, что не могут
пушки стоять без прикрытия среди снующей толпы, их можно взять голыми
руками, подкрасться вплотную. Наконец добыл бумажку от Грузинова получить
два взвода из 251 запасного полка, - а где полк? никто не знает. С трудом
нашли на площади 70 нижних чинов того полка и одного прапорщика, у всех
винтовки были без патронов, а у сорока - и без затворов. Но для толпы
все-таки ружья, взял прикрытием. Сказали - можно водить солдат кормить в
Большой театр. Зяблов повел команду. Там паркет фойе и буфета - в грязи от
солдатских сапог, а есть нечего. Повел своих в Малый театр - и там ничего не
нашли. Но на улице увидел у студентов хлеб в руках - и отобрал для солдат.
Жутко: удержат ли вожаки такое положение? Кажется - налети сейчас две
казачьих сотни или ударь по площади пушечный снаряд, - и все побежит.
К вечеру Кремль сдался, и солдаты валили в Никольские ворота.
Ночью из Бутырской тюрьмы освободились две тысячи уголовников - и пошли
гулять по городу.

* * *

(Кронштадт) - Полуэкипаж составлялся из худшего и даже уголовного
матросского элемента, списанного с судов и не посылаемого в бои. Они этой
ночью и кинулись первые: врывались с мола на пришвартованные суда и вязали
офицеров. Гавань была ярко освещена электричеством - и видно было, как они
выбрасывают за борт убитых офицеров, и лед окрашивается кровью.
Мичман Успенский, уцелевший осенью при взрыве броненосца "Императрица
Мария", был в феврале командирован на обучение в минные классы в Кронштадт.
В эту ночь он нес вахту на минном заградителе "Терек". С берега ворвалась
банда вооруженных матросов с ленточками Полуэкипажа. Успенскому скрутили
руки и уже приставляли к голове револьвер, как вахтенный унтер остановил их:
что этот - с Черного моря и учится в минных классах. Бросили его,
связанного. Сами снимали с офицеров часы, кольца, брали кошельки, грабили их
каюты. И волна обыскивателей повторялась 5 раз.
Неубитых офицеров вывели на мол, срывали погоны (с кусками рукава),
кокарды, повели на Якорную площадь, показывать трупы убитых офицеров и
растерзанного адмирала, потом снова вывели на лед: "Не хотим пачкать
собачьей кровью кронштадтскую землю, будем расстреливать на льду". Щелкали
затворами, целились - но потом повели в Морскую тюрьму, пустили в камеры без
нар, спать на полу.

278

Да кого не перемелет эта изматывающая тупая мельница, эта перелопатка,
колотушки по бокам! Как в этом месиве сохранить возвышенное состояние души?
И все вокруг стали как пристукнутые, потерянные, - но монархисту, но
патриоту, но консерватору Шульгину подступило уже вовсе нестерпимо и
непонятно. Творилось что-то совсем не то, даже по сравнению с его вчерашней
дерзкой, но успешной поездкой в Петропавловскую крепость. Какие еще вчера
утром трепетали, обещали красивые лепестки - все безжалостно срывались и