"Александр Солженицын. Красное колесо: Узел 3 Март Семнадцатого, часть 2" - читать интересную книгу авторазатаптывались. Шульгин и все они - попали куда-то не туда, и в
головокружении, в потере воли не могли найти себе ни места, ни применения. И - некому было кинуться на грудь, ужасаясь. Вокруг не стало никого, с кем поделиться. Это был затянувшийся на день и на ночь, на день и на ночь, на день и на ночь кошмар: минутные вспышки просветления, когда вдруг остро и безнадежно осознаешь происшедшее, а потом - тягучий серый бред, как это вязкое людское повидло, набившее весь дворец, связавшее все движения и наяву и во сне. Как нельзя было физически протолкаться по дворцу, так нельзя было и действовать, и невозможно придумать, что делать. Полутьма ночей, где фигуры истомленных новых властителей России дремали в скорченных позах на кушетках, стульях и столах, сменялась круговращением серых дней, трещанием телефонов с жалобами, призывами, умолениями, вереницами приводимых арестованных, выставляемых на какие-то проверки или заводимых в кабинеты для перепрятки, а потом выпуска; целой очередью приниженных переодетых городовых, закрученной на внутренний думский двор; бледными потерянными вопрошающими армейскими офицерами; и поручениями от думского Комитета, и поездками в полки, и речами, речами, речами тут же, в Екатерининском зале, обращенном в манеж серо-рыжего месива, торчащего штыками, и в бывшем Белом зале заседаний, где зияла теперь пустая рама императорского портрета; и "ура, ура" непрекращаемых митингов, перемежаемых порчеными марсельезами, иногда команды "на караул" в честь Родзянки, но войскам уже не выдать себя за войска, а - вооруженные банды, которым Чхеидзе поет о сияющем величии подвига революционного солдата, темных силах реакции, почему-то старом режиме, распутинской клике, опричниках, жандармах, власти народа, земле трудящимся и свободе, свободе, ленивый не произносит перед ними речей. Между испачканными колоннами Екатерининского зала расставлены столики, и барышни, по виду фармацевтки, акушерки, раздают листки и брошюры, до этих дней нелегальные. На красной бязи по стенам протянуты партийные лозунги. Много ремонта понадобится - вернуть все в прежний пристойный думский вид. На комнатных дверях - бумажки с надписями о каких-то "бюро", "бюро", "ЦК партии эсеров", "Военная организация РСДРП", - оседают, завоевывают Таврический дворец. И все мыслимое пространство его, где только можно было бы протиснуться, все гуще заполняется враждебнеющей людской мешаниной. А особенно больно зацепил ухо Шульгина этот "старый режим", "смена режима". Хорошо, если бы под сменой режима они понимали бы расставание со Штюрмером, Протопоповым, с безответственными министрами, с бездарными назначениями. Но ведь они включают в эти слова - расставание с самою монархией?! А - кто это определил? Кем это постановлено? И когда же, как это повернулось? Шульгин и его единомышленники всю жизнь боролись против революции. И пошли в Прогрессивный блок, надеясь кадетов превратить в патриотов, - и где же сами очутились? Сами, сами же содеяли разрушительной работе злополучного Блока. Под защитным прикрытием государственной власти красноречиво угрожали - ей же. А вот теперь, когда ее наконец расшатали, не стало, - теперь все они оказались перед лицом зверя из бездны. Шульгин оставался из немногих думцев, кто ни единой речи не произнес перед этим приходящим стадом. Не потянулся за такою честью. Да и горло его было слабо перед этими торчащими штыками, немел независимый язык. Все лица |
|
|