"Александр Солженицын. Красное колесо: Узел 3 Март Семнадцатого, часть 2" - читать интересную книгу автора

естественный момент и заменить.
- Хорошо, вызывайте Родзянку - куда же? На Дно. Я согласен его там
принять.
И Воейков отправил согласие.
Ехали дальше, к Старой Руссе.
И тут Государя стало разбирать, разбирать сомнение: не слишком ли он
быстро согласился - с распаху, со сна? Он так легко согласился, - и вот
через несколько часов встретится с Родзянкой - прежде чем встретится с
Аликс? А - что скажет она? А - как: она отнесется, что он такую уступку
сделает без ее совета?
Ну, выход есть: разговаривать с ним твердо.
Ах, Господи, в такие дни - и он оказался оторванным от Аликс!
Как - не ошибиться сейчас?
Тревожно перебирал Николай цепочку у шеи своей, - цепочку образка,
повешенного женой.
Это - он так страдал, а как же - она страдает? А каково же ей там
сейчас, рядом с бушующей столицей?
И на запутанном его маршруте Аликс не могла найти его никакой
телеграммой.
О Боже, как разбаливалось, как разрывалось сердце после этого
несчастного вишерского поворота, удлинившего путь!
Хотя нет, не попустит Господь: Иванов - уже там, и она под его защитой.
А поезд - небыстро постукивал по боковой тихой, мало-езженной линии.
Все должностные лица - жандармы, охрана, были на местах, и опять начинало не
вериться в опасность. Углублялись надежды, что все обойдется, - и сегодня к
ночи он достигнет мирного круга своей любимой семьи.
Оттого что сбился маршрут, Государь не получал сегодня никаких
телеграмм из Ставки. Да и вчера их было не густо. Он понимал, что в
Петрограде - мятеж, но - ничего по сути, подробно.
Что казалось Николаю благодеянием в начале их поездки - отсутствие
штабной связи, приносящей грозные депеши, - уже щемило и недостатком: семья
была в острой опасности, и он не имел права так поздно и бесполезно все
узнавать.
На остановках он не выходил прогуливаться. Смотрел из вагонного окна.
На ходу пытался читать, но не укладывалось в душу.
Подошло время общего завтрака. Перекидывались самыми ничтожными
замечаниями, пытались шутить над Мордвиновым. Но и самые выдержанные лица не
могли скрыть тревоги, и немо воспарялась ото всех к Государю мольба:
уступить. Он чувствовал эту мольбу.
Вскоре после завтрака пришли в Старую Руссу. На платформе - толпа, и
много монахинь. Народ снимал на морозе шапки и кланялся синим вагонам с
орлами.
Тут Воейков получил и принес сразу три телеграммы - все через Ставку
транзитом, но ни одна прямо от Алексеева, почему-то начальник штаба ничего
не докладывал своему Верховному сам. И все три телеграммы были не о
главном - не прямо о Петрограде, как будто расстроилось зрение, и главное
пятно расплылось.
Рузский доносил в Ставку о перерыве всякого сообщения между Петроградом
и Финляндией, отчего он уполномочил командующего тамошним корпусом
располагать всеми сухопутными войсками от финского перешейка.