"Александр Солженицын. Красное колесо: Узел 3 Март Семнадцатого, часть 2" - читать интересную книгу автораестественный момент и заменить.
- Хорошо, вызывайте Родзянку - куда же? На Дно. Я согласен его там принять. И Воейков отправил согласие. Ехали дальше, к Старой Руссе. И тут Государя стало разбирать, разбирать сомнение: не слишком ли он быстро согласился - с распаху, со сна? Он так легко согласился, - и вот через несколько часов встретится с Родзянкой - прежде чем встретится с Аликс? А - что скажет она? А - как: она отнесется, что он такую уступку сделает без ее совета? Ну, выход есть: разговаривать с ним твердо. Ах, Господи, в такие дни - и он оказался оторванным от Аликс! Как - не ошибиться сейчас? Тревожно перебирал Николай цепочку у шеи своей, - цепочку образка, повешенного женой. Это - он так страдал, а как же - она страдает? А каково же ей там сейчас, рядом с бушующей столицей? И на запутанном его маршруте Аликс не могла найти его никакой телеграммой. О Боже, как разбаливалось, как разрывалось сердце после этого несчастного вишерского поворота, удлинившего путь! Хотя нет, не попустит Господь: Иванов - уже там, и она под его защитой. А поезд - небыстро постукивал по боковой тихой, мало-езженной линии. Все должностные лица - жандармы, охрана, были на местах, и опять начинало не вериться в опасность. Углублялись надежды, что все обойдется, - и сегодня к Оттого что сбился маршрут, Государь не получал сегодня никаких телеграмм из Ставки. Да и вчера их было не густо. Он понимал, что в Петрограде - мятеж, но - ничего по сути, подробно. Что казалось Николаю благодеянием в начале их поездки - отсутствие штабной связи, приносящей грозные депеши, - уже щемило и недостатком: семья была в острой опасности, и он не имел права так поздно и бесполезно все узнавать. На остановках он не выходил прогуливаться. Смотрел из вагонного окна. На ходу пытался читать, но не укладывалось в душу. Подошло время общего завтрака. Перекидывались самыми ничтожными замечаниями, пытались шутить над Мордвиновым. Но и самые выдержанные лица не могли скрыть тревоги, и немо воспарялась ото всех к Государю мольба: уступить. Он чувствовал эту мольбу. Вскоре после завтрака пришли в Старую Руссу. На платформе - толпа, и много монахинь. Народ снимал на морозе шапки и кланялся синим вагонам с орлами. Тут Воейков получил и принес сразу три телеграммы - все через Ставку транзитом, но ни одна прямо от Алексеева, почему-то начальник штаба ничего не докладывал своему Верховному сам. И все три телеграммы были не о главном - не прямо о Петрограде, как будто расстроилось зрение, и главное пятно расплылось. Рузский доносил в Ставку о перерыве всякого сообщения между Петроградом и Финляндией, отчего он уполномочил командующего тамошним корпусом располагать всеми сухопутными войсками от финского перешейка. |
|
|