"Александр Солженицын. Красное колесо: Узел 3 Март Семнадцатого, часть 2" - читать интересную книгу автора

в настоящее время не имеют реальных сил для немедленного социалистического
преобразования страны.
У Кротовского лицо было жирноухое, жирнощекое, жирногубое, и он выражал
им хохот: а кто же распоряжается всюду - на улицах? на вокзалах? в
казармах? - разве думский комитет? Всюду командуют уполномоченные Совета или
его добровольные сотрудники. Кто же еще другой имеет сегодня авторитет в
массах? К воззваниям Совета прислушиваются как к приказам.
(Так-то, может быть, и так - а вместе с тем и страшен же этот шаг:
взять власть, самим, никогда не подготовленным, - как? что? И в какой
момент? Когда старая власть вовсе не уничтожена и может опять нагрянуть
сюда. Конечно спокойней, если возьмет Милюков, пусть они и голову ломают).
Нет и нет! - настаивал Гиммер: в данный момент демократия не в
состоянии достичь своих целей одними своими силами. Без цензовых элементов
мы не справимся с техникой управления. А значит - надо использовать
империалистическую буржуазию фактором в наших руках! Надо, по сути: при
буржуазном правлении установить диктатуру демократических классов!
Это была захватывающая идея, которою Гиммер гордился, не все вожди
мирового пролетариата могли такое придумать. И свои сверлящие пальцы он
устанавливал попеременно в сторону собеседников. Вот в чем особенность
обстановки и вот в чем должен быть ядовитый дар данайцев: предложить
буржуазии власть в таких условиях, которые бы обеспечили нам полную свободу
борьбы против нее самой!!! Еще очень может быть, что они раскусят и не
захотят взять власть в таких условиях. А пролетариат должен заставить их
взять власть!
Ну что-то слишком мудро, просто смех! Кричал буйный Александрович, и
подавал басок Шляпников: нам просто смешны ваши опасения, что буржуазия
откажется от власти! да никакой класс еще никогда добровольно от власти не
отказывался! А что ж все эти годы толкало нашу буржуазию в оппозицию к царю,
если не жажда власти?
Но хоть они так и наскакивали резво, но не было в них настоящей
настойчивости. Какая-то неуверенность в них была. Шляпников, видно, очень
непристроенно себя здесь чувствовал: выступал не бойко, часто отвлекался к
своим приходящим, а то исчезал с заседания. Большевики, они ведь главное
видели не в Совете, а что захватывали тем временем Выборгскую сторону, и
кажется Нарвскую. А тут, на заседании, они только и знали голосовать дружно
как один, типичное поведение для недостаточно мыслящих. По их примитивному
представлению, восстание в Петрограде уже и было начало мировой
социалистической революции, поэтому и речи не может быть ни о каком цензовом
правительстве - но брать самим полноту власти и реализовать
программу-максимум! (Да они и вели так, без всяких заседаний. Вон, уже
успели напечатать в "Известиях" свой манифест, опередили всех: отдельное
социалистическое правительство! Напечатали свой манифест как выражение
общесоветской программы, что за нахальство!)
Но тонко и сложно вел Гиммер: суметь сохранить свои руки свободными, а
власть направлять из-за ее спины.
Капелинский зачарованно заслушивался говорящих, то и дело забывал
писать протокол - да и кому зачем он нужен, что он такое против живого дела?
Шехтеру тоже была не по уму вся гиммеровская теоретическая высота и
тактическая изощренность, но главное он ухватывал и поддержал: вообще
допустимо или недопустимо социалистам участвовать в буржуазном