"Александр Солженицын. Красное колесо: Узел 3 Март Семнадцатого, часть 2" - читать интересную книгу авторано держали ногу, и вот что: на своих местах шли и младшие офицеры - по счету
не все, а бодро, уверенно, даже весело выглядели. Шествие этой оформленной воинской части более всего потрясло Воротынцева: армейская часть шла в строю приветствовать самозваную власть, когда и старая ведь никуда не делась! Нет, это они без хозяина рассудили... Но - как же назвать то, что делалось? На Тверской на тротуарах толпилось столько зевак - и не пройдешь. Поднимался Воротынцев по Тверской, выходя и на мостовую, с измешанным бурым снегом. Валила густо публика и вверх, и вниз. Вдруг послышалось сильное странное тарахтенье и гул. Публика шарахнулась. Потом догадалась смотреть вверх. Вдоль Тверской летел аэроплан! Все запрокидывали головы, все останавливалось. Летел низко, саженей сто, хорошо виден, то еще снижаясь, то повышаясь. Ничего не разбрасывал, а на крыле нес красный флажок... И - туда же, к Воскресенской. И ему с улицы кричали "ура" и шапки подбрасывали. Зато следом ехал опять грузовик - с солдатами, рабочими, студентами - и разбрасывали направо и налево какие-то листовки. Прохожие хватали. Воротынцеву любопытно было бы прочесть, но не мог полковник нагнуться и поднять. Или просить у кого-нибудь. И еще прокатили вниз две трехдюймовые пушки - этим толпа кричала особенно восторженно. Номера ходко шли рядом и помахивали. Несколько штатских провели арестованного городового - рослого, с полицейским самоуверенным лицом. Суета подле него, автомобильная и санная, показывала, что новая власть занимала места. А по ту сторону: на поднятой шашке Скобелева -торчала красная тряпка. У памятники возвышался оратор, на чем-то поставленный. Он не говорил, а выкрикивал - и сотни две любопытных густилось вокруг, и кричали ему одобрительно. (Разглядел Воротынцев, что кричит он с грузовика). А в Гнездиковский сворачивали - там было разгромлено охранное отделение, любые заходили туда, оттуда выносили бумаги, читали, смеялись. Пока дошел Воротынцев до бульвара - встретил еще новое: два студента на двух палках несли какой-то фанерный щит, а на нем наспех, неровными буквами, с подтекшей краснотой: "Да здравствует демократическая республика!" И после этого показалось Воротынцеву, что он уже перевидал сегодня все мыслимое. И больше нечего ему ходить, смотреть, больше нечего делать в Москве. Но он ошибся. Памятник Пушкину у начала Тверского бульвара был приметно ощетинен. Одна палка с красным долгим вымпелом торчала от плеча его - и вверх, высоко. Другая - по согнутому правому локтю - и вперед. Еще два флага выдвигались из низа постамента. Сам поэт был перепоясан по плечу наискось красной лентой. А на постамент спереди прикреплена сплошная красная бязь, и на ней довольно тщательно выведено белыми буквами: Товарищ, верь, взойдет она, Заря пленительного счастья! Вокруг цепной обвески памятника стояли где дамы, где купеческого вида |
|
|