"Александр Солженицын. Красное колесо: Узел 3 Март Семнадцатого, часть 2" - читать интересную книгу автора

но держали ногу, и вот что: на своих местах шли и младшие офицеры - по счету
не все, а бодро, уверенно, даже весело выглядели.
Шествие этой оформленной воинской части более всего потрясло
Воротынцева: армейская часть шла в строю приветствовать самозваную власть,
когда и старая ведь никуда не делась!
Нет, это они без хозяина рассудили...
Но - как же назвать то, что делалось?
На Тверской на тротуарах толпилось столько зевак - и не пройдешь.
Поднимался Воротынцев по Тверской, выходя и на мостовую, с измешанным бурым
снегом. Валила густо публика и вверх, и вниз.
Вдруг послышалось сильное странное тарахтенье и гул. Публика
шарахнулась. Потом догадалась смотреть вверх. Вдоль Тверской летел аэроплан!
Все запрокидывали головы, все останавливалось.
Летел низко, саженей сто, хорошо виден, то еще снижаясь, то повышаясь.
Ничего не разбрасывал, а на крыле нес красный флажок...
И - туда же, к Воскресенской.
И ему с улицы кричали "ура" и шапки подбрасывали.
Зато следом ехал опять грузовик - с солдатами, рабочими, студентами - и
разбрасывали направо и налево какие-то листовки. Прохожие хватали.
Воротынцеву любопытно было бы прочесть, но не мог полковник нагнуться и
поднять. Или просить у кого-нибудь.
И еще прокатили вниз две трехдюймовые пушки - этим толпа кричала
особенно восторженно. Номера ходко шли рядом и помахивали.
Несколько штатских провели арестованного городового - рослого, с
полицейским самоуверенным лицом.
С генерал-губернаторского дома тоже свисал красный флаг. Вот так-так.
Суета подле него, автомобильная и санная, показывала, что новая власть
занимала места.
А по ту сторону: на поднятой шашке Скобелева -торчала красная тряпка. У
памятники возвышался оратор, на чем-то поставленный. Он не говорил, а
выкрикивал - и сотни две любопытных густилось вокруг, и кричали ему
одобрительно. (Разглядел Воротынцев, что кричит он с грузовика).
А в Гнездиковский сворачивали - там было разгромлено охранное
отделение, любые заходили туда, оттуда выносили бумаги, читали, смеялись.
Пока дошел Воротынцев до бульвара - встретил еще новое: два студента на
двух палках несли какой-то фанерный щит, а на нем наспех, неровными буквами,
с подтекшей краснотой: "Да здравствует демократическая республика!"
И после этого показалось Воротынцеву, что он уже перевидал сегодня все
мыслимое. И больше нечего ему ходить, смотреть, больше нечего делать в
Москве.
Но он ошибся.
Памятник Пушкину у начала Тверского бульвара был приметно ощетинен.
Одна палка с красным долгим вымпелом торчала от плеча его - и вверх, высоко.
Другая - по согнутому правому локтю - и вперед. Еще два флага выдвигались из
низа постамента. Сам поэт был перепоясан по плечу наискось красной лентой. А
на постамент спереди прикреплена сплошная красная бязь, и на ней довольно
тщательно выведено белыми буквами:
Товарищ, верь, взойдет она,
Заря пленительного счастья!
Вокруг цепной обвески памятника стояли где дамы, где купеческого вида