"Александр Солженицын. Красное колесо: Узел 3 Март Семнадцатого, часть 2" - читать интересную книгу автора Кричали: что царь - на пути в Петроград - задержан??
Какая-то маленькая небылая газетка - "Известия московской печати". Но хотя маленькое, а плотно шло только одно главное под жирными заголовками, перехватывающими глаз каждый к себе. Падение Адмиралтейства!... Преображенский полк перешел в революционный лагерь вместе с офицерами!... Та-ак... Собственный конвой Его Величества перешел на сторону революции!... Поездка царя Николая II... На Николаевской дороге поезд задержан... Неясно было сказано: что? - арестован?... Кем? Когда? И где он теперь? Как раз то уязвимое путевое состояние царя, на которое и целился Гучков... Воротынцев медленно вытолкнулся из толпы назад на бульвар. С этой газеткой так и присел на оснеженную морозную скамью. Эта отчаянная поездка Государя, оборванная неизвестно где, - поражала. И что тогда Ставка? Алексеев без царя? Без имени Государя Ставка превращалась в немощь. Она не может принять решений и не может начать военных действий, если Государь в руках мятежников. В Ставку - ехать незачем. Но тогда что будет с Армией? (И со всей войной!) Голова никак не брала решения. Честь - требовала вмешаться. Разум - не указывал пути. А не первый раз в эту войну, и особенно в эти последние месяцы, Воротынцев вопреки своей вере в силу единичной воли - ощущал почему-то заколдованное роковое бессилие: даже в гуще событий, в самом нужном месте и сколько ни напрягайся - нет сил повернуть события! Почему так? Петроград? Может там еще что-то?... Это была авантюрная мысль, от крайности, - но все-таки центр событий там, но может не все еще так бесповоротно, как пишут? Все-таки возможны какие-то действия? Какой бы ты ни был воин, сто раз обстрелянный, - а вот подступит, обоймет совсем неожиданное, и ты внутри своего мундира - слабый и беспомощный человек, как каждый. Ехать или не ехать, - но на Николаевском вокзале можно узнать что-то четкое от приезжающих. И Воротынцев рванулся к Николаевскому вокзалу, отдавая ходьбе все неизрасходованное: перетолкался, пересек Трубную, поднялся крутым Рождественским бульваром и, чтоб избежать возможного столпотворения Мясницких и Красных ворот, срезал по Уланскому и по Домниковке. В переулках не замечал никакой необычности. Пересекал на Садовой все такое же растерянно-радостное многолюдье. Пока дошагал до Каланчевской площади, уже сам с собой стал применять слово "революция". Революция во время войны!! Даже если б она имела цель выйти из войны - это уже полный проигрыш войны. Это - еще куда хуже, чем тянуть войну дальше. Такое же обезумевшее, восторженное и бесцельное бродево охватило его и на Каланчевской площади. А поезда с Николаевского вокзала - ходили как ни в чем не бывало. И через несколько часов можно будет уехать. Но именно тут углубилась нелепость: если во главе революции Государственная Дума - то что же в Петрограде против нее можно делать? И с |
|
|