"Владимир Александрович Соллогуб. Собачка (Теменевская ярмарка #1) " - читать интересную книгу автора

стряпчий, любитель музыки: allegro moderate [Умеренно скоро (итал.)].
Подали соус - и запили его сотерничком, подали жаркое - и начались тосты.
Шампанское так и лилось рекой. Пили за здраг вне городничего, потом за
здравие Глафиры Кировны, которая не выпускала и во время ужина собачки из
рук.
Пили за здравие всех присутствующих и отсутствующих друзей, пили за
тайную мысль каждого, за здравие любезной в частности и прекрасного пола
вообще, пили за благоденствие театра, за процветание его на многие веки.
При этом возгласе городничий распростер объятия - и Поченовский,
красный как клюква, бросился с чувством к нему на шею. Оба были сильно
растроганы, а у городничего даже слезы навернулись на глазах.
- Осип, - сказал он печально, - не грешно ли тебе, до чего довел ты
меня. Побойся бога. Ты с старым другом поступил как. с злодеем
каким-нибудь. Не ожидал я, брат, этого от тебя. Ведь ты принудил меня над
тобою пример сделать. Войди и в мое, братец, положение. Не пожалел ты обо
мне. Право, и мне не легко. Вот так бы хотел помочь, да нельзя, сам видишь
- нельзя было.
Грешно тебе, Осип! Дурно, брат, нехорошо!
- Виноват, ваше высокоблагородие, - вымолвил Поченовский.
- Я не сержусь на тебя, - продолжал городничий, - я это говорю из любви
к тебе. Запомни мой совет, не надейся на других и кончай сам всякое
недоразуменье.
Вот, например, у тебя дело с городовым, с городовым и кончай - это тебе
будет стоить синюю ассигнацию и два стакана пуншу. Не захочешь, пойдешь к
частному, там уж подавай беленькую да ставь шампанское. Выше пойдешь - там
уж пахнет сотнями, а дело все-таки кончит тот же городовой, и все за ту же
синюху да за два стакана пуншу. Так уж лучше ты и кончай с ним. Поверь
мне, братец, я друг твой и желаю тебе добра. Вот не послушался ты меня - и
сам теперь не рад, и меня, приятеля, старого друга, принудил поступить
строго. Забыл старую дружбу, разогорчил, обидел, сокрушил совершенно!..
Голос Федора Ивановича сделался до того жалостен, что Поченовский,
проникнутый чувством своей виновности, не знал даже, как извиняться.
Молодой художник был принужден за него вступиться.
- Все это правда, ваше высокоблагородие, - сказал он робко, - да
наказанье-с-то, кажется, строгонько.
- Эх ты, молодой человек, молодой человек, - продолжал, пожимая
плечами, городничий, - мало ты, видно, жил на свете. Ведь я, братец,
человек семейный, дети, жена - это чего стоит? Мое дело, известно,
незавидное; придет недобрый час, и попал под суд, а там и след простыл, да
у детей-то кусок хлеба, у жены деревенька, где она может жить по своему
дворянскому званию, - так поневоле тут лучшего друга прижмешь. Не все быть
беленьким, поневоле сделаешься и черненьким, а нельзя без этого. Вот,
изволишь ты видеть, вчера прошелся я по рядам, похвалил то и другое.
Купцы, бестии, кланяются да только бороду поглаживают, а небось узнали
нынче, какой я над Осипом пример сделал, так изволь-ка на окно взглянуть,
- вот оно, что я похвалил вчера... так и стоит рядком.
Молодой человек взглянул на окна: на них действительно была навалена
целая громада кульков, свертков, товару всякого вида и объема.
- А что бы ты на то сказал, - продолжал городничий, наклонясь на ухо к
своему собеседнику, - если и сам-то я иначе делать не мог, если б с