"Наталья Солнцева. Испанские шахматы" - читать интересную книгу автора

некуда идти.
- Все образуется. Хочешь узнать свое будущее? - ухмыльнулась цыганка. -
Только мы, фламенкос, на завтрашний день не гадаем. Мои предки учились
своему ремеслу в тайных святилищах Исиды и Тота.
- К-кто эт-то? - стуча зубами, едва выговорила Фернанда.
- Великие боги Древнего Египта.
- Это все ересь... грех...
Цыганка обнажила редкие, острые, как у рыси, зубы - она то ли смеялась,
то ли скорчила жуткую гримасу. В ее зрачках разгорался черный огонь. Девушка
ахнула, попыталась зажмуриться, но не смогла.
- Хочешь, я же чувствую, - прошипела ужасная старуха, пригвоздив ее к
месту пылающим взглядом. - Любой смертный мечтает узнать свою судьбу. Разве
не интересно, что будет с тобой через десять, двадцать лет? А через два, три
века?
В теле Фернанды помимо ее воли разливался сухой жар, а ноги и руки,
наоборот, оледенели и потеряли чувствительность. Глаза сами собой без
малейшего ее усилия закрылись, и все поплыло: цыганка словно растаяла...
Кибитка растворилась в черноте ночи...

Санкт-Петербург, ХХI век

Весна запаздывала. В Санкт-Петербурге местами все еще лежал снег. По
Неве, по мутным водам мелких рек и каналов плавало ледяное крошево. Бледные
фасады домов, словно написанные грязной пастелью, сонно тянулись вдоль
набережной. Холодные волны плескались о заплесневелые камни. С залива дул
порывистый ледяной ветер.
Греза стояла на маленьком тесном балкончике, открытом всем дождям и
мокрому снегу, и зябко поеживалась. Опять ее одолевала тоска - никуда не
хотелось идти, ничего не хотелось делать: лежать бы и лежать под ватным
одеялом, слушать, как тихо, заунывно гудит газовая печка и мурлычет толстый
кот Никон. Греза кормила его куриными потрошками и мелкой рыбешкой, до
которой Никон был большой охотник.
Дом, где она проживала, подлежал капитальному ремонту, и многие жильцы
выселились, остались только те, которым переезжать было некуда. Им обещали
предоставить отдельные квартиры, а пока впереди маячили обшарпанные
комнатушки в общежитии на краю города, куда Греза, две глухие старушки,
многодетная семья и парень-сосед переезжать отказывались наотрез.
Греза замерзла, слегка взбодрилась и вернулась в гостиную с высоким
потолком, с лепными карнизами, истертым паркетом на полу и полукруглым
окном, завешенным плюшевой шторой.
- Имечко тебе родители придумали - закачаешься! - подшучивал над ней
сосед. - Греза! Что это значит?
- Мечта или призрачное видение, - отвечала она. - Папе взбрело в
голову, он и назвал. Он у меня знаменитым артистом был!
На самом деле Греза выросла в детском доме, ни папы, ни мамы сроду не
знала, а жилье ей досталось в наследство от умершей пару лет назад бабульки,
за которой она ухаживала. Девушка по-настоящему привязалась к старушке,
полюбила ее, как родную, наполнила теплом и заботой последние дни одинокой
хозяйки двух комнат с трещинами на стенах и огромной гулкой кухни с
допотопной плитой, круглым столом и коллекцией закопченных керогазов.