"Владимир Солодовников. В месяц август, на Медовый Спас" - читать интересную книгу автора

обиженным, а петух напрочь потерял голос. После некоторых попыток
прокукарекать ничего у него не вышло, и затею эту он забросил, так и ходил по
двору, молчаливо важничая. Куры его, впрочем, уважали и безголосого. Выпустив
кур во двор, баба Настя проверила, нет ли яиц в гнездах, а найдя яичко, тихо
порадовалась, сощурив в щелочки серые свои глаза, отчего от глаз сетью
залучились морщинки. Придя в избу, она похвасталась своим прибытком перед
Марьей:
- Гляди-тко, курочка принесла нам прибыточек, так и проживем, Марьюшка.
- Нынче Нюрка-то из Ильинского аль не придет? Не баяла, чай, она тебе?
- Дак к Спасу как не прийти, чай, медку какого принесет. Если б не Нюра,
так плохо бы нам тута куковать-то вдвоем былоча.
- Да, хорошо, что не забывают, на том спасибо людям добрым. А уехать в
Ильинское нам с тобой, Настя, видно, придется, вдвоем здеся по нашей по
старости, пожалуй, не прожить. Вона как зимой прошлой тебя прихватил
рематизьм.
- Ладно тебе, Марья, кудахтать, вставай-ка с постели-то да мойся, и к
столу садися. Поедим, чего Бог послал.
Грядущий вынужденный переезд в соседнее село, к людям, вот уже неделю как
был главной темой в старушечьих разговорах, а ехать, ох как не хотелось.
Здесь, в этой их родной деревеньке, прошла незаметно вся их жизнь...Старушек
давно уж звали в Ильинское, можно бы жить у бывшей, еще крепкой, их соседки
Нюрки, хоть и не родня, а вроде бы и не чужая, столько лет бок о бок прожили.
А то и в областном городе можно пожить, там племянница у бабы Марьи с сыном
живет, зовет и их к себе жить. Но как же тяжело расставаться с родным-то
гнездом!
В 41 -м было Настюхе и Мане по семнадцать , и были они соперницами,
влюбленными горячо и безмолвно в одного и того же красавца-парня с синими
глазами, с русым чубом, застенчивого скромного работягу Ивана. Промеж себя,
понятно, у Мани и Насти разговоры всякие были про Ивана, споры были, чуть ли
не потасовки, но Ивану про свою любовь никто из них так и не сказал ни слова.
А Иван вроде бы их и не замечал. Как войну объявили, прислали и Ивану
повестку, в августе 41-го и пришла повестка, аккурат в эти дни, что нынче
разгулялись легкими утренними туманами да полуденным зноем. А как провожали
Ивана в соседнем Ильинском, так все и открылось промеж ними. И откуда слова
взялись, Настя и Маня взахлеб говорили о своей любви к парню и о том , что
ждать его будут, и о том, что он сам выберет из них свою суженую. Иван только
краснел, а слова у него были какие-то неопределенные, что вроде бы как и он их
любит, а кого из них, так никто из девушек и не понял. Было прощание тяжким:
все плакали, будто навсегда расставались. А так оно и вышло. Одно письмецо
треугольничком и пришло от Ивана родителям его, а в конце письма он скромно
так и Насте с Маней приветы передал, ждите, мол, девчата, вернусь скоро,
победим вот супостата, а там разберемся. А как уж его любили Настя да Марья,
словами и не скажешь, все о нем думали. Только соперничества меж ними никакого
вроде бы и не осталось, стали они самыми близкими подругами, не разлей вода.
Писем же от Ивана больше не было, но не было и похоронки. Так всю войну и
ждали Ивана девушки, но не дождались, уж все, кто жив остался, с войны
возвернулись. Не было только Ивана, али погиб где, али пропал без весточки,
али живой где. Неизвестно им. Толь любовь была у девчушек такая крепкая, толь
еще какая причина, то неведомо, но замуж так никто из них ни за кого и не
вышел, а звали не раз. По старости осталась Настя в доме своем одна, одиноко