"Владимир Солодовников. Ожидание старого учителя ("Принцип Криницина" #3) " - читать интересную книгу автора

- зло, а где - добро. Учеников своих учил только добру. Зря я на Вику разозлился,
пожалуй. Она к нему, как к последнему островку надежды, обратилась за помощью. Не к
матери даже (да и чем ей мать могла помочь?), а к учителю. И больно мне было, и
гордость во мне говорила от того, что много еще на земле нашей добрых и отзывчивых
людей.
-Поедем мы, Нюра. До свидания, дядя Петя. Кошку свою я у вас оставлю пока. Пусть
в преддверии родов на парном молочке жирок нагуляет. Я приеду скоро, - пообещал я
Варенцовым.

Мы уже уложили свои "шмотки" в багажник моей "Победы", как Дуська тоже на
правах хозяйки подошла и села рядом с машиной, выжидательно и с вниманием на меня
поглядывая.
-Тебе, Дуся, придется остаться здесь. Гуляй, мышей лови, жирок себе нагуливай. Не
озоруй тут без меня. Жди, я скоро приеду за тобой, - проворковал я своей любимице,
пощекотав ее при этом за ушком.
-Мя-я-у-у, - ответила мне Дуська и ударила хвостом о землю, не соглашаясь с моим
решением.
-Останься, Дусенька, так надо, - как с человеком опять заговорил я с кошкой.
Не поверите, Дуся посмотрела на меня внимательно, муркнула что-то себе в усы и
медленно, не оборачиваясь на меня, отправилась к калитке, легко запрыгнула на
деревянный штакетник и отвернулась демонстративно. Мы уезжали, а я все, пока мы не
скрылись за поворотом, наблюдал за Дуськой в зеркальце: нет, не повернулась даже -
обиделась.
Друзей своих я "подбросил" на машине к больнице, где работал Егорий Васильевич.
Ну, то, что Егорий к себе на работу пошел, меня не удивило. А вот Валера Русинов,
видать, крепко увяз в своем чувстве к Леночке. Разве не к ней он направил стопы свои?
Придя, наконец, к себе домой, я вытащил бутылку пива из холодильника и уселся в
раздумьях в кресло, охлаждая мозги глотками "Балтики №9". Взгляд мой упал на
телефон. Я подошел и перекрутил кассету в автоответчике, затем включил на
прослушивание.
-Ваня, - услышал я слегка глуховатый грудной голос, который узнал бы из тысячи
похожих голосов, - я приезжала недавно домой в наш город, но не рискнула повидаться с
тобой. Ваня, ты ведь слушаешь меня? Я очень люблю тебя и всегда любить буду: как
друга. Я все продумала и поняла, что чувства наши - ошибка, все это - дань памяти
юности нашей. А юность давно прошла, надо думать о том, как жить дальше. Ты -
хороший, Ваня. И я искренне желаю тебе удачи и счастья. Муж мой, Матвей Моисеевич
Абрамов, хороший, добрый и очень домашний человек. Обеспеченный. И, вообще, мы
уезжаем в Германию. -Пауза, а затем вновь послышался расстроенный и грустный голос
Эдиты Лик. - Мы ведь останемся друзьями? Не расстраивайся, ты заслуживаешь лучшей,
чем я. Прощай.
Была еще запись звонка от отца, Криницина Андрея Петровича. Он просил приехать.
В расстроенных чувствах я позвонил и отцу, и маме моей, Зинаиде Александровне
Кринициной: стандартные вопросы, ответы, как дела, как здоровье: Отцу я пообещал,
что в ближайшее время заеду к нему.
Удивительное дело, но я довольно равнодушно выслушал объяснение Эдиты. Я ждал
ее все эти долгие месяцы. Поведение ее мне было непонятно, но только и всего. Вероятно,
я "переболел" свою безответную, как оказалось, любовь. А может быть, причиной моего
равнодушия к Эдите была прошлая душная июльская ночь с Натальей среди ромашковых
и клеверных ароматов? В любом случае, дома мне не сиделось, и я решил поехать к отцу.