"Федор Кузьмич Сологуб. Капли крови (Навьи чары) ("Творимая легенда", #1)" - читать интересную книгу автора

злобный крик:
- Добить!
Выстрел, - незвучный, тупой удар, - мальчик падает и мечется по земле.
Опять выстрел, - мальчик мечется. Выстрелы все чаще, - а он все жив.
Елисавета проснулась, - совсем проснулась. Больно и радостно бьется
сердце, - да это же только сон! Только сон! И в сердце ее сияет ликующая
радость...
По золотым стрелам еще тихого и кроткого Дракона, падавшим так мягко и
наклонно, было видно, что еще очень рано. Где-то далеко слышался зов рога и
мычание коров. Стены спальни слабо, розовели. Окна светились по-утреннему,
первоначальным, прельщающим светом, - день в окнах говорил, что он сложится
по-новому, по-хорошему. И была влажность, веющая в открытое окно, в раннее
чирикание птиц, - и вечная радость утренней природы. Было слышно, что и
Елена проснулась.
Так, - возник новый день, буйный и радостный. А ночные видения?
О, мы, умирающие, тонущие в предутреннем тумане! Хриплым топотом
говорящие наше последнее, наше страшное:
-- Прощай!

ГЛАВА СЕДЬМАЯ


Обе сестры плохо выспались. Елисавета была истомлена кошмарами, а Елена
часто просыпалась и приходила к ней. Обе чувствовали сладкое и яркое
головокружение разрезанного драконовыми серпами сна. В голове бежали яркие
воспоминания нестройною и пестрою вереницею. Вспоминались подробности
вчерашнего посещения. Еще томное одолевало обеих смущение, - точно стыд. Но
сегодня сестры понемногу одолели его. Оставаясь наедине, они разговаривали о
том, что видели в дому у Триродова, и в его колонии. Странная нападала на
сестер забывчивость, - понемногу забывалась обстановка, подробности тонули.
Разговаривая об этом, они часто ошибались, и поправляли одна другую. Точно
сон был. Да и то, - явь или сон? И где границы? Сладкий сон, горький ли сон,
- о, жизнь, быстрым видением проносящаяся!
Прошло три дня. Опять стоял тихий, ясный день, и опять небесный Дракон
улыбался своею злою, безумно-ярою улыбкою. Покачиваясь, отсчитывал багровые
секунды и пламенные минуты, и ронял с еле слышным гулом на землю
свинцово-тяжелые, но прозрачные часы. Было три часа дня, - только что
миновали самые знойные, ядовито-липкие змеиные минуты. Кончился завтрак.
Рамеевы и Матовы были дома. Опять был долог, нестроен и горяч спор Елисаветы
с Петром, и по-прежнему безнадежен, - и разошлись, взволнованные и
тоскующие, смутным беспокойством истомив уравновешенность мисс Гаррисон.
Сестры остались одни. Они вышли на нижний балкон, сидели молча, и
притворялись, что читают. Они чего-то ждали. Ожиданием ускорялся подымающий
грудь стук сердец.
Елисавета уронила книгу на колени и, вдруг нарушив знойное молчание,
сказала:
- Мне кажется, он сегодня к нам приедет.
Повеял ветер, дрогнули гибкие ветки, какая-то пташка загомозилась, - и
казалось, что тоскующий сад обрадовался торопливо промчавшимся словам,
резвым, звонким.