"Федор Кузьмич Сологуб. Капли крови (Навьи чары) ("Творимая легенда", #1)" - читать интересную книгу автора

Она опять заснула, - и опять тот же склад. Так много книг, - даже
подоконники завалены, и свет едва проникает, тусклый и пыльный. Томит
зловещая тишина. За прилавком, рядом с нею, студент и два подростка стоят
странно прямо: они бледны, и чего-то ждут. Вдруг дверь отворилась бесшумно.
Входят, стуча сапогами, рослые люди, - полицейский, другой, сыщик в золотых
очках, дворник, другой, мужик, городовой, мужик, дворник, - идут, идут,
заполнили всю комнату, и все входят, громадные, угрюмые, молчаливые.
Елисавете душно, - и она просыпается.
Опять засыпала Елисавета, и опять томилась кошмарными видениями,
давящими, грудь, и просыпалась снова.
Снится ей, что обыскивают.
- Нелегашка! - говорит сыщик, злобно смотрит на Елисавету, и кладет на
стол книжку.
И растет на столе груда нелегальных книг. Их мнут и треплют.
Полицейский садится писать протокол. Перо ползет, - но бумага мала.
- Бумаги! - кричит пристав.
Исписывается лист за листом. Пристав издевается, грозит револьвером.
- Проснулась, - и опять сон.
Пришел учитель-пискун, маленький, хрупкий. За ним другой, третий, без
конца, - вереницы мирных людей с мятежными воплями.
Проснулась. И опять сон.
Площадь залита ярким солнцем. Мужик стоит и горланит:
- Постоим за прижим и за Русь святую.
На его крик подходит другой мужик, третий, четвертый. Медленно и
неуклонно копится ревущая толпа. Из толпы выделяется мужик со значком, в
белом переднике, подходит близко, и, перекашивая рот, кричит неистово:
- За Рассею, как Егорий повелевает! Истреблю!
Он наваливается на Елисавету, и душит ее.
Проснулась.
Опять снится что-то страшное, темное. Ничего еще не видно, и не понять,
и только страх разливается в черной мгле. В черной мгле темные сгущаются
фигуры, тьма слегка проясняется, и зловеще-серым становится воздух. Снится
двор, узкий, обставленный высокими стенами с окнами за частыми решетками.
Сердце внятно шепчет:
- Тюрьма. Тюремный двор.
Из узкой двери на мглистый двор холодным, ранним утром выводят
арестантов. Идут гуськом - солдат, арестант, солдат, арестант, солдат - без
конца, гулко идут поперек двора. В стене калитка скрипит, отворяется. Все
выходят. И уже Елисавета за стеною видит плоское, безграничное, тало-снежное
поле, и ряд виселиц на поле, - бесконечный ряд уходящих вдаль виселиц. Идут,
все ближе, - будут вешать.
Как случилось, не помнила, но идет в ряду и она. Перед нею - солдат, а
еще впереди солдата - мальчик. Мальчик к ней спиной, но она узнала - Миша.
Ужасом скован язык, - кричать бы, - не крикнешь. Ужасом скованы ноги, -
бежать бы, - не двинуться. Ужасом скованы руки, - отнять бы, - висят
бессильно.
Вешают впереди, и мимо повешенных идут арестанты к следующим виселицам.
Вешают Мишу. Он срывается. Вешают опять, - срывается. Вешают без конца, - и
он каждый раз срывается.
Видно чье-то свирепое лицо, и седая щетина подстриженных усов. Слышен