"Федор Сологуб. Смерть по объявлению" - читать интересную книгу автора

узор на ее белой, недвижно-раскрытой ладони.
Пять золотых монет, тихо звякнув звучным , звоном одна о другую, легли
на холодную, недрогнувшую ладонь. Неспешно сомкнулась рука, тонкие пальцы,
длинные, белые, сжались, - и неторопливо опустилась рука с деньгами в
скрытый сбоку прорез белой юбки. И он думал:
- Мое бедное золото, - мой последний дар, - скудный заработок
поденщика, - малая плата за безмерный труд, - тебе, моя милая.
Думал ли только? сказал ли вслух? Так ясно звучали эти слова! Такою
печалью стеснилась грудь!
И грустная, смотрела на него она сбоку серыми внимательными глазами, и
улыбалась. Потом склонилась, и тихо шуршал на песке конец ее зонтика.
И шептала:
- Взяла твое золото, - возьму твою душу. Отдал мне золото, - отдашь мне
душу.
Сказал он тихо:
- Взяла мое золото, потому что я дал тебе его. Но как возьмешь ты мою
душу? И где ты ее возьмешь?
И сказала она:
- Приду к тебе в мой час, и возьму твою душу. И отдашь мне ты свою
душу. Отдашь, потому что я - твоя смерть, и ты не уйдешь от меня никуда.
Тоска томила его. Он сказал резким голосом, побеждая тоску и страх:
- Ты живешь в комнате от хозяев, ты ищешь места или работы, тебя зовут
Марьей или Анной. Как тебя зовут?
И крикнул с дикою злобою:
- Скажи, как тебя зовут!
Повторила бесстрастно:
- Я - твоя смерть.
Такие безнадежные и беспощадные упали слова. Дрогнул. Поник. Спросил
упавшим голосом:
- Тебе нужно мое золото, - потому что ты голодная и усталая, - но душа
моя, зачем тебе душа моя?
Ответила:
- На твое золото я куплю хлеба и вина, и буду есть и пить, и накормлю
моих голодных смертенышей. А потом душу твою выну и возьму ее бережно,
положу ее себе на плечи, и опущусь с нею в темный чертог, где обитает
невидимый мой и твой владыка, и отдам ему твою душу. И сок твоей души выжмет
он в глубокую чашу, куда и мои канут тихие слезы, - и соком твоей души,
смешанным с тихими моими слезами, на полночные брызнет он звезды.
Тихо, неспешно, слово за словом, звучала странная речь, как формула
темного заклятия.
И кто шел мимо, и какие звучали окрест голоса, и какие проносились,
гремя по внешней мостовой, за оградою экипажи, и был ли быстрый легконогий
бег и детский смех и лепет, - все скрыто было за магическою пеленою
медлительной речи. И как за тающим дымом ладана таился, затаился звучащий,
пестрый, весело вечереющий день.
И была тоска, и усталость, и равнодушие. Тихо сказал:
- Если и до звезд вознесется трепет моей души, и в далеких мирах зажжет
неутоляемую жажду и восторг бытия, - мне-то что? Истлевая, истлею здесь, в
страшной могиле, куда меня зароют зачем-то равнодушные люди. Что же мне в
красноречии твоих обещаний, что мне? что мне? скажи.