"Владимир Солоухин. При свете дня" - читать интересную книгу автора

И солдатня под мат угарный
Маршировала на плацу.

К реке вилась обозов лента.
Шли бурлаки в мучной пыли.
Куда-то рваного студента
Чины конвойные вели.

Какой-то выпивший фабричный
Кричал, кого-то разнося:
"Прощай, студентик горемычный!"
_________________________

Никто не знал, Россия вся
Не знала, крест неся привычный,
Что в этот день, такой обычный,
В России... Ленин родился!
Закончив чтение, Сергей Васильев обвел застолье победоносным,
прямо-таки торжествующим взглядом. Те, кто постарше, по-патриаршьи
закивали головами: "Да, да, забываем нашу классику, наши
хрестоматийные стихи". Иные - помоложе - просветлели, словно
омылись в родниковой воде, один озарился, раскуривая трубку, как бы
собираясь высказать что-то еще более одобрительное. Прокофьев
потянулся чокаться к декламатору, а сам толкал Доризо, сидящего по
соседству: "Кольк, Кольк, а?" И вот-вот расплачется от умиления:
"Кольк, Кольк, вот как надо писать-то".
Не знаю уж, как получилось, то ли я насупился угрюмо над своим
бокалом, не поднимая глаз, то ли какие-то особенные ледяные эманации,
флюиды излучались от меня на все застолье, но только все как-то вдруг
замолчали и уставились на меня выжидающе, вопросительно, словно
предчувствуя, что я сейчас могу встать и высказаться. Хозяин дома, как
чуткий и опытный тамада, тотчас и дал мне слово.
Хочу отметить:
"Есть упоение в бою и бездны мрачной на краю".
Хочу отметить, что миг преодоления чугунного земного
притяжения, миг, когда человек, преодолевая в первую очередь сам себя,
поднимается на бруствер, над которым свистят пули, и уже не думает
больше ни о чем, даже о том, много ли секунд или минут отпущено ему
на то, чтобы ни о чем больше не думать, должен отметить, что этот миг
преодоления самого себя - великий миг.
Неужели они ждали, что я сейчас провозглашу здравицу за
бедного и забытого Демьяна или, на худой конец, за Сергея Васильева,
вспомнившего забытое стихотворение? Или уж не ждали ли они, что я
провозглашу тост за героя стихотворения и за тот день, за тот
знаменательный для всей России (и всего мира) день, когда вот-де
родился в Симбирске мальчик, и никто этого в тот день не заметил, не
знал. Или провозгласить бы мне тост за всю Россию, которую
новорожденный впоследствии - предполагается всеми людьми - вывел
из тьмы, осветил и спас. Но я уже встал, и стакан, как я успел заметить,
отнюдь не дрожал в моей руке.