"Владимир Алексеевич Солоухин. Мошенники (Рассказ) " - читать интересную книгу автора

Больше того, смешав, мы не могли уже выбрать теперь из кучи те четыре, что
только что получили в кассе.
- Ну как, кладем? - обвел нас всех Яшка тревожными глазами, когда мы
снова уселись за стол. - Кладем? Рискуем? После не жалеть.
- Клади, - ответил за всех Генка Серов.
Яшка бросил талончики на стол.
Подавальщица - черноглазая, бледная, худая девушка (раньше мы как-то
не обращали внимания на то, какая она) - торопливо смахнула все наши
билетики к себе на поднос и исчезла. Мы переглянулись еще раз, и каждый,
наверно, в лице другого прочитал тревогу. Нет, нет, мы не думали о том, с
кого спросится за четыре килограмма хлеба, которые мы сейчас получим: с
этой черноглазой и как бы полупрозрачной девушки, или с раздатчицы,
пожилой, усталой женщины (не то чтобы усталой, но с какой-то устойчивой
усталостью в глазах), или, может быть, с кассирши, которая уже вовсе ни в
чем не виновата. Не думали мы и о том, что, может быть, этих четырех
килограммов не хватит двадцати рабочим, отстоявшим у станка десять или
двенадцать часов. Но зато впервые мы задумались о том, что будет с нами
самими, если нас неожиданно разоблачит вот та черноглазая подавальщица или
вот та - блеклая, усталая раздатчица.
Впрочем, мне трудно говорить за своих товарищей. Что касается меня,
то я явственно вдруг увидел, что нас, во-первых, немедленно прогонят с
практики, а во-вторых, исключат из техникума. Мало того, нас, конечно, по
законам военного времени, будут судить. Много не дадут, но даже одного
года в лагерях достаточно для того, чтобы переломалась и на десятки лет
вперед вылетела из колеи вся жизнь.
Мне вдруг вспомнилось, что после практики я должен на месяц поехать к
себе в деревню. Это будет как раз середина лета, июль. В Журавлихе созреет
в высокой лесной траве крупная, как малина, земляника; ослепительно белые
кучевые облака будут неподвижно дремать над дальним лесом, над ровными
лугами, над селом с колокольней, отражаться в спокойной речке, в которой
около дна даже в самую жаркую пору держится обжигающе-студеная ключевая
вода...
Вечером прохладная тишина опускается на землю. Будешь замечать
воздух, которым дышишь (он станет прохладным и заметным), звезды, бледные
сначала, станут ярчеть, разгораться, а вскоре из-за темных былинных холмов
выплывет огненная половина луны, похожая на горящий стог сена или клевера.
Может, в эту минуту закричит коростель; может быть, заржет в лугу
кобылица; может быть, в соседней деревне за рекой железной палкой о
подвешенный рельс замедленно, с растянутыми промежутками, ударят
одиннадцать раз... А если лечь на землю и смотреть в сторону подымающейся
луны, то вся она окажется исчерченной, изрезанной по багровому своему
полукружию черным переплетением былинок и трав. Воля...
Лежать на траве и смотреть на звезды - что может быть прекраснее и
слаще! Воля...
Или, может быть, развести небольшой огонь. Тотчас исчезнет все: и
туман над рекой, и окрестность, освещенная луной и звездами. Мрак
сгустится вокруг огня. Можно тогда непрерывно следить, как бойкие красные
лоскутки бегают с конца на конец сосновых палочек, как из холодных,
твердых, неинтересных, в сущности, деревяшек начнет высвобождаться,
выпархивать и тут же тянуться к звездам до поры до времени притаившееся