"Владимир Алексеевич Солоухин. Рыбий бог (Рассказ) " - читать интересную книгу автора

запеченная в ломтиках картофеля. Но все же нельзя придумать столь же
вкусное и здоровое блюдо, как карп в рассоле.
Только что пойманных и хорошо очищенных карпов варят в течение
десяти - пятнадцати минут в тузлуке, то есть вот именно в рассоле, в
очень-очень соленой воде. Потом их вынимают и выкладывают на большое блюдо
рядами. Каждый ряд пересыпают мелко рубленным укропом, измельченной
петрушкой, измельченным чесноком, перцем, раздавленным душистым горошком.
Карп остывает и одновременно пропитывается специями и пряностями. Можно
этих карпов есть через час, через два, но можно и на другой день. Чем
больше они стоят (в холодном месте), тем душистее становятся. У нас они не
задерживались, да мы и не готовили их помногу, имея в виду близость пруда.
Меня озадачило слово "сады", произносимое здесь довольно часто.
- Как пройти к Салу?
- А вот пройдешь виноградник - и налево. Так все садами и иди.
Я шел, как мне говорили, но не мог понять, что же здесь называется
садом. Росли, правда, разрозненные деревья и кустарники, одичавшие и
общипанные. В общей сложности они занимали большое пространство и тянулись
по берегу теперешнего пруда, как бы повторяя своей протяженностью станицу
Семикаракорскую, расположенную на другом берегу. Отдельные деревца хотя и
занимали большое пространство, но стояли друг от друга далеко и никак не
могли произвести впечатления садов. Разве что бывших? Борис Куликов мне
все рассказал. Было два возвышенных места, а между ними - длинная впадина.
Весной она заливалась водой, а летом высыхала. На одной возвышенности -
станица, на другой возвышенности - сады. Далековато от куреней. Но это не
мешало. Приезжали на лошадях и обрабатывали. Загородок не было, баловства
не водилось. Росли яблони, груши, сливы и вишни. Потом у людей нашлись
другие заботы и печали, стало не до садов, и сады остались бесхозными,
начали хиреть, вырождаться, исчезать с лица земли. Теперь мы видим только
остатки. Как будто открыли некий краник, и утекла живая вода. Осталось
сухое и бесплодное место.
- А жаль, - заключил Борис Куликов. - Прекрасные были сады. Я любил
гулять по этим одичавшим садам от одного дерева к другому далекому дереву.
В одном месте несколько яблонь и слив сбились в кучу, точь-в-точь как это
сделали бы в конце сечи остатки побежденного и начисто почти полегшего
войска. Сплотились бы человек сто, ощетинились бы во все стороны саблями и
пиками, чтобы подороже продать свои жизни.
Было тут так: на яблоне десяток уцелевших яблок, а под ней - желтый
или красный круг. Вся земля усыпана опавшими плодами. Яблоко к яблоку без
просвета. Я поднял яблоко пополосатее, вытер о полу куртки и врезал в него
зубы. Да ведь это же мое детство! Дедушкин сад и яблоня в нем, под
названием "пресная". Взрослые не любили эти пресные яблоки без всякой
кислоты и без необходимых яблочных ароматов: только сласть под толстой
кожуркой, впрочем, немного вяжущая и горьковатая. Но я их любил. И
вспоминал часто, как безвозвратное детство, потому что негде было взять в
современных садах, специализировавшихся на трех-четырех основных сортах,
это, может быть, и не имеющее большой товарной ценности, но дорогое мне
яблоко. И где же я его встретил? На Дону! В одичавших и вымирающих
семикаракорских садах, там, где последние яблони и сливы сбились в кучу и
образовали нечто вроде круговой обороны. Но и в их строй уже врубился
топор. Вчера еще не было, а сегодня я вижу - три старые сливы срублены под