"В.А.Солоухин. Капля росы (Лирическая повесть) " - читать интересную книгу автора

- Что ты, запрягать! Я, если хочешь знать, ни на телеге, ни на
розвальнях ни разу не ездил. Слышал, что бывают розвальни, а как на них себя
чувствуешь, не знаю. Наверно, очень тряско?
Ну, могу я ему объяснить, что в розвальнях не тряско, но как я расскажу
ему про долгую зимнюю дорогу, про настроение зимней дороги, про светлую
печаль и щемящую радость ее? Как я ему расскажу про нее, если надо сначала
объяснить, тряско или не тряско в розвальнях?

Детство бегало босиком. Не то чтобы вовсе не во что было обуть ноги, но
считалось само собой понятным, что летом нужно ходить босиком. Да и какая
обувь могла бы выдержать ту нагрузку, которая на нее пришлась бы! Только
одни подошвы на свете, а именно те, с которыми родились, выдерживали в конце
концов. И то иногда влезет в ногу, пропоров толстую, огрубевшую кожу,
сантиметра три-четыре ржавого (в красных бугорках ржавчины) толстого кривого
гвоздя, и потечет из черной, как земля, ноги алая густая кровища. Почему-то
особенно густая кровь текла из ноги, не как из носу или еще откуда. Обмоют
подошву теплой водичкой - сразу из-под черноты проступает желтая твердая
кожа, - завяжут как следует, и будешь несколько дней прыгать на одной ноге,
а на другую ногу лишь приступать на пятку или на пальчики.
Ходить по самой колючей стерне, по самой низкой кошенине и по самому
острому щебню, лазить по самым ветхим, с задранными углами железным крышам,
а также по сучковатым высоким деревьям, целыми днями мокнуть в пруду или
речке, находиться в течение большого времени обмазанными илом или грязью -
все могли ребячьи ноги. Правда, случались неприятности. Огрубеет,
потрескается кожа, образуется множество ранок, как все равно курица
исклевала ноги. Наверно, поэтому и называлось это "цыпки". Ляжешь спать,
вымыв ноги в теплой зеленой прудовой воде, и вдруг защиплет, начнет
разъедать и раздирать, и можешь тогда кататься или бросаться на стенку и
орать благим матом - ничто не поможет. Поможет, как всегда, всемогущая - нет
на свете большей опоры и надежды - мать. Сейчас она возьмет чашку со
сметаной - и блаженная прохлада ложится на горящие жестким огнем места, и
смягчается жестокость, и замирает боль, и сон начинает тихо кружить, пока не
накроет чем-то теплым и черным.
Я не могу сказать, нравилось или нет ходить босиком, как сейчас не
отвечу, нравится или нет ходить в башмаках. Это было естественно, мы не
замечали этого. Но был день, когда все ощущалось первозданно.
Давно растаял снег, обсохла и обогрелась земля в селе, а возле нашего
дома (крыльцо выходит на север) лежит тонкий ледок, остатки высоченного
зимнего сугроба. Поэтому, когда все мои друзья бегают по селу босиком, мать
запрещала мне, ибо нужно преодолеть эту холодную ледяную полосу, квадрат
черной тени посреди красноватого весеннего солнца. В три прыжка я перескочил
бы эту тень и вырвался на солнце, но вот не велят.
- Мам, я живо перескочу!
- Сиди уж крепче, на чем сидишь! Всю зиму обутый ходил, так разве можно
сразу голыми ногами на лед? Ты что-то чудишь, надо исподволь, привыкнуть, а
ты - эвона!..
Но я вижу, что она про себя раздумывает и размышляет: "Нись пустить его
босиком, нись рано?" Знает она и то, что, убежав подальше, я все равно
разуюсь, буду бегать, как все, да еще и забуду где-нибудь свои сапожонки, а
их кто-нибудь подберет...