"В.А.Солоухин. Капля росы (Лирическая повесть) " - читать интересную книгу автора

увалы, этакие округлые холмы. Местами река за тысячи лет подмыла их и
образовала песчаные и глинистые кручи; местами на увалах растут лесочки;
местами дымятся деревеньки; на одном едва ли не самом высоком увале стоит
село Олепино, служащее теперь предметом нашего внимания.
Около деревни Брод начинается Попов омут - ровная по ширине голубая
лента, брошенная в зеленую траву. Впрочем, голубизна, конечно, дело
условное. Цвет зависит от неба, иногда и белой бывает эта лента от частых
кучевых облаков, а то и стальная, и тусклая, почти черная в осеннее
ненастье, а то вдруг сделается на заре как будто из алого шелка.
После омута, нагревшись на солнышке, едва-едва протискиваясь, цепляясь
подолом за кусты и даже оставляя клочья на острых сучьях, низко пригнувшись,
подныривая под бревенчатую лаву, приостанавливаясь ненадолго, бежит дальше,
сквозь кусты по камням и корягам. Длинные водоросли, волнуясь, тянутся вслед
за ней, стараясь схватить подол, а она уж вон где поет свою журчащую
песенку.
Под самым Олепином передышка - омут под названием Лоханка, потому что
похож по форме на овальную лохань и, может быть, потому, что десятки
поколений олепинских жителей ходили сюда купаться. В летний день вода в
Лоханке - кисель, взбаламученная ребятишками, этакая теплая мутная жижица,
которая даже и не освежает. В это время нужно идти на Попов омут - там нет
ни души, вода такая, что, встав по шейку, различаешь пузырьки на щиколотках
ног. На кувшинковых зеленых листьях во множестве дремлют синие стрекозы, а
если с берега взглянуть потихоньку в корни дерева или куста, там, как в
аквариуме, вялая от жары, передвигается рыбешка.
Николай Васильевич Лебедев, серьезный восьмидесятилетний старик,
проработавший шестьдесят лет сельским врачом в Черкутинской больнице,
доказывал мне, что у ворщинской воды существуют какие-то особые свойства. Не
думаю, чтобы это было так, но должен сказать: ни воды пяти морей, в которых
мне приходилось купаться, ни воды множества рек и речек не приносили мне той
свежести во всем организме, какая охватывает после купания в Ворще.
Послушав соловьев под Курьяновской кручей и миновав мост, Ворща утекает
к другим деревням, переставая интересовать олепинцев. Но предварительно, на
самой, так сказать, границе, на самом выходе из сферы их интересов, образует
три больших и глубоченных омута: Черный, Средний и Круглый.
Про Черный все ходили легенды, что никто там, даже с длинным шестом, не
мог достать дна из-за студеной воды, от которой ближе ко дну начнет ломить
ноги, и дерзающие выскакивают, обыкновенно отфыркиваясь, и кричат: "Кой черт
дно! Это пропасть, а не омут!"
В Среднем омуте однажды мы с Колькой Пеньковым увидели, как поверху
ходит кругами по часовой стрелке огромная стая голавлей. На другой день
притащили бредень, но едва завели - он зацепился за что-то возле дна. При
нырянии вниз головой воздуха хватало только на то, чтобы дойти до дна, а не
на то, чтобы там действовать и отцеплять. Между тем бредень не двигался и
назад. Хорошо, если бы он был свой, а то в Прокошихе у Александра Павловича
Павлова взят под залог головы. Когда я нырял, стараясь отцепить бредень от
коряги, Колька стоял на берегу и хохотал: депешу Павлову надо посылать,
депешу!
Известно, что в Круглом омуте, кроме всей прочей рыбы, живут четыре
голавля-патриарха. Редко-редко (но можно увидеть) они, как субмарины,
поднимаются из темной глубины и совершают два или три прогулочных круга.