"В.А.Солоухин. Владимирские проселки (Лирическая повесть) " - читать интересную книгу автора

справочник, не трудно было узнать адрес и телефон профессора. Не раздумывая
долго, я набрал номер.
- Да, это я. Что вам нужно? Да, картина у меня. Ну, пожалуйста, когда
хотите, можете сию же минуту.
В районе Миусской площади я отыскал нужный дом, нужный подъезд, нужную
кнопку звонка. Две собаки залаяли за дверью. Приготовившись увидеть некую
древность в ученом колпаке и какой-нибудь там душегрейке, я удивился, когда
дверь мне открыл молодой еще, сухощавый мужчина в полосатой пижаме.
- Я и есть Илья Самойлович. Прошу.
На улице было снежно и пасмурно, поэтому больно ударило в глаза летнее
солнце, освещающее яркую лесную зелень. Секундой позже я сообразил, что вижу
перед собой один из малоизвестных шедевров Шишкина.
Квартира профессора оказалась сокровищницей русской живописи. Подлинный
Репин, подлинный Шишкин, подлинный Васнецов, подлинный Поленов, да чего
только там не было! И наконец я увидел родную Колокшу. На переднем плане
стальной изгиб реки, далекий склон холма в темной зелени парка, полевее,
из-за темной зелени, выглядывает белая-белая церковка, а над нею сырые,
холодные, тоже стальные облака. Ведь писал-то Репин под дождем и ветром.
Дождливое небо больше всего удалось художнику в этой картине. Скромная
стояла подпись: "Вид села Варварина".
Теперь я уверенно мог сказать - мы стояли там, откуда Репин писал все
это. Мы правильно нашли его точку.
Час спустя профессор проводил меня до порога.
- Простите, Илья Самойлович, - спохватился я, - как вы понимаете, в
письме Аксакова слова: "И часть рябин бывшей пушкинской усадьбы..."
- Милый человек, - усмехнулся профессор, - я десять лет занимался этой
загадкой. Я разговаривал с Тютчевым, я копался в архивах Аксакова. Но я так
и не знаю, что имел в виду Иван Сергеевич. Ясно одно: сделать описку он не
мог. Боюсь, что мы никогда этого не разгадаем.
Я поблагодарил профессора за любезность, и мы расстались.
Но это было потом, а пока, искупавшись в Колокше, мы карабкались на
холм, довольные поисками. День угасал. Утром мы должны были покинуть
Варварино - этот красивейший уголок земли.
Нам так понятно было сожаление знаменитого варваринского узника о своей
роскошной тюрьме. Вот оно, это сожаление:

Затворы сняты; у дверей
Свободно стелется дорога;
Но я... я медлю у порога
Тюрьмы излюбленной моей.
В моей изгнаннической доле,
Как благодатно было мне,
Радушный кров, - приют неволи, -
В твоей привольной тишине!
Когда в пылу борьбы неравной,
Трудов подъятых и тревог,
Так рьяно с ложью полноправной
Сразился я - и изнемог,
И прямо с бранного похмелья
Меня к тебе на новоселье