"В.А.Солоухин. Владимирские проселки (Лирическая повесть) " - читать интересную книгу автора

взошла луна, зеленая, свежая, будто только сейчас умылась светлой водой.
Тумана в овраге стало еще больше, и он поголубел, засеребрился под лунным
светом. Почти бегом бросился я в овраг. Брюки мои до колен тут же намокли,
как если бы я вбежал в воду, в башмаках начало хлюпать. И еще раз мелькнула
надежда: такая роса обязательно возле воды.
Запахло туманом. Он был густ и плотен. Вот я вошел в него по пояс, вот
скрылся в нем с головой. Четкие очертания луны стушевались, как если бы на
нее набежало облако. На дне оврага безмолвие охватило меня. Тогда в лунном
безмолвии послышалось далекое, но явственное бульканье воды. Я пошел на
звук. От главного большого оврага отходил в сторону небольшой овражек -
тупичок. Он был не более ста шагов в длину и кончался крутой поперечной
горкой. У входа в него росла высокая ветвистая ива. Никаких деревьев или
кустов вокруг этой ивы не было видно. По овражку-тупичку, гремя, журча,
переливаясь, бежал ручеек. Он пробил себе узкое углубленное руслице, над
которым разрослись травы так, что самого ручейка не было видно.
У крутой поперечной горки, то есть у задней стенки овражка, травы
буйствовали невероятно. Оттуда плыл, наполняя овражек до краев, резкий,
душноватый аромат таволги. Ее белые пышные соцветия зеленовато светились.
Там, окруженная могучими травами, и была колыбель.
Четыре дубовых венца образовали прямоугольный сруб длиною метра
полтора, шириною в метр. Черный поблескивающий сруб до краев был наполнен
водой. Но я узнал об этом, только дотронувшись до воды ладонью. Она была так
светла, что ее как бы не было.
Выливаясь из сруба, вода обретала голос и видимость, потому что
начинала переливаться, течь, быть ручьем.
По склонам оврага цвел красными шапками дикий клевер, алели гвоздички,
желтели лютики. Наверху, над тихой колыбелью реки, в самом изголовье, густая
росла пшеница. Пыльца цветения долетала до родника. Пушинки одуванчиков
невесомо опускались на хрустальную воду.
Текущий по овражку, переливающийся ручей был зеленый, но я уж видел,
представлял, как ярко сверкает и блестит он при утреннем солнце.
Только так, среди травы, цветов, пшеницы, и могла начаться наша река
Ворща. Встретится на ее пути и грязь, и навоз, и скучная глина, но она
безразлично протечет мимо всего этого, помня свое чистое цветочное детство.
Еще бежать и бежать этому ручейку, пока образуется первый бочажок и
появится новое понятие - глубина.
Еще не скоро разольется он чистой гладью, в которой отразились бы и
прибрежный лес, и облака, и само солнце, а ночью - синие звезды.
Еще не скоро сможет похвалиться этот ручеек-младенец тяжелым всплеском
рыбины, рождающим на утренней воде багряные круги волн.
Но вот уж и девушка, разгоряченная ходьбой, умылась в реке, вот уж
подошла к ней женщина и унесла на коромысле два ведра прозрачной воды; вот
уж метнулась от всплеска бойкая стая окуней, и удильщик забросил к осоке
свою немудреную снасть.
Деревни и села задымились по берегу реки (их не было бы здесь, если бы
не она), зазвенели косы в прибрежных лугах. В сенокос парни, по древнему
порядку, сбрасывают девушек прямо в платьях в теплую полдневную воду.
Вот уж и первый мост через Ворщу. С моста сыплется в реку разный мусор,
и поэтому, поднявшись из глубин, ходят там, кормятся осторожные голавли.
Появились названия: Долгий омут, Барский омут, Черный омут. Здесь река